Орхидеи еще не зацвели
Шрифт:
— Да?
— …был вроде абсента?
— Так абсент запрещен!
— В Англии — нет.
— Тогда может быть, я не знаю, я не пробовал абсент.
— Дитя природы! Что ж ты пробовал! Мустангов?
— Как это — мустангов?
— Жареных, пареных…
— От абсента бывают галлюцинации.
— Да, бывают.
— Ну тогда это, наверно, был абсент. Хорошо, что ты мне сказал, а то я все думал… почему…
— Что же ты видел?
— Да я уж сейчас и не помню…
— Боже, какой же ты скользкий, Генри. Просто как угорь в вазелине, а вазелин в
— А почему я должен? В смысле, кому это интересно? Если бы было что-то интересное, то я бы рассказал обязательно. А так же оно абсолютно не интересно. Такие вещи никому не интересны, кроме самого рассказчика. Вот тебе, к примеру, что привиделось?
— Тебе будет не интересно.
— Так я ж к примеру.
— Мне показалось, что за тобой гналась собака.
— Ну да, ну да, Гинефорт, собака мужа Лоры Лайонс.
— Значит, гналась. Идем дальше.
— Идем. Что там дальше?
— Мы ехали на бронепоезде.
— Ехали.
— Анархисты все стали волками.
— Не помню.
— Уже на этом этапе не помнишь?
— Не помню. Я перенервничал.
— А потом что-нибудь помнишь?
— Не помню ничего.
— Ну ты и хитрый!
— У меня была тяжелая жизнь, Берти. Вот ты жил себе в Лондоне, на всем готовом, ходил в костюмчике юного Фаунтлероя, все с тобой нянчились. А я был фактически беспризорником. Всем наплевать на меня было. Мне пришлось самому пробиваться, понимаешь?
— Понимаю, Генри, но теперь этот этап для тебя закончен. Френкленд сказал… намекнул, что ты получишь около 22 миллионов долларов и несколько домов в Европе и в Америке.
— Хорошо бы… Нет, правда?
— Он так сказал.
— Давай скажем Бэрил, что я не получил ничего.
— Ты сам это говори, Генри.
— А ты?
— Я головой кивну, мол, правильно.
— А я думал, что это как раз скажешь ты.
— Не скажу.
— Почему?
— Ты решишь, что я это сделал нарочно, потому что у меня дьявольски хитрый ум, и я сам хочу жениться на Бэрил.
— А что, разве нет?
— Вот вам здрасти! Да я буквально только помолвился!
— С этой буфетчицей? Да брось, Берти, кто в это поверит?
— Вот газеты, в них все написано… вот черт! — воскликнул я, заглянув в газету.
— Что там такое? — спросил Генри.
— Нет, ты только полюбуйся! Да тут целая статья!
— Да это ж «Таймс»!
— Это тебе не «Болотный коммунист», Генри. Все серьезно. Они это разогнали на три столбца.
— А что такого, здесь же написано, что твоя официантка очень знатная. В ее жилах, оказывается, течет королевская кровь.
— В моих жилах тоже течет королевская кровь.
— И у твоего камердинера тоже — королевская кровь; и, кстати, у моей горничной.
— Но у них еще брат — беглый каторжник Селден.
— Надо же! Я только вот здесь сейчас прочел об этом.
— И тетушки прочтут, не сомневайся.
— Успокойся, Берти, пронесет.
— Нет, мне надо будет уехать и жить за границей. Не прочтут тетушки, хотя куда там, прочтут обязательно,
— Уедешь.
— Ага, уж конечно. У меня деньги кончаются. Я как-то не подумал, что наследство моего дедушки может так быстро кончиться. Ты пойми, оно выглядело большим.
— Понимаю.
— Генри, но там не было 22 миллиона долларов.
— Понимаю.
— Да что ты заладил, понимаю, понимаю!
— А что ты еще хочешь, чтобы я тебе сказал?
— Не знаю, хочу, чтобы ты мне как-то посочувствовал, утешил!
— Понимаю, — сказал Генри.
— Тьфу на тебя! — сказал я.
Глава 38
Придя домой, мы обнаружили в гостиной Питера, Грегори, Шерлока и Юджина Мортимеров. Питер с хохотом читал молитвенник, Шерлок с подозрением смотрел в окно, а Грегори и Юджин играли в шахматы со Стивеном. В смысле, играл Юджин, а Грегори нависал у него за спиной и давал советы. Виски никто не пил, и впервые этот квартет пасся у нас перед глазами в первозданно-трезвом виде.
— Ты знаешь, — шепнул мне Генри, — они трезвые выглядят, будто голые.
Однако увидев нас, Мортимеры прервали свои занятия и расположились ровным полукругом, обратив на меня свои цапельные лица, лошадиные челюсти и внимательные серые глаза. Смаргивали синхронно.
— Я думаю, уже ни для кого не секрет, — сказал инспектор, — что тот, кого мы принимали за Генри, на самом деле является Альбертом Вустоном. А тот, кого мы принимали за Альберта, является Генри Баскервилем.
— Да, — сказал я, — официально заявляю, мы это сделали с Генри по взаимной договоренности, чтобы сбить с толку собаку.
— Разумно, — сказал инспектор. — Жители окрестных сел не раз слышали, как она выла в тоске и растерянности, не в силах выбрать себе жертву. Но кроме того ты, Берти, раз уж ты Берти, взял на себя расследование смерти сэра Чарльза. Мы пришли сюда, чтобы узнать, как оно продвигается.
На этих словах остальные Мортимеры кивнули.
— Могу вам сообщить, что у меня наклевывается версия, — сказал я. — Но у меня еще пока нет доказательств.
— Доказательства — моя работа, — заявил инспектор и хищно сжал пальцы. — Выкладывай.
— Должен сразу сказать, в этой версии речь идет скорее о нечаянном убийстве, возможно, несчастном случае. Поэтому я не знаю, так ли уж обязательно привлекать непосредственного виновника к ответственности.
— Доказательства могут и не найтись, — сказал инспектор. — Если только мы не выйдем на прямого виновника. А без доказательств мы никого не задерживаем. Но ты рассказывай.
Остальные Мортимеры согласно кивнули. Генри молчал и смотрел на меня, будто видел впервые. А Стивен куда-то делся. Поистине, статус меняется, а человек остается прежним, как раньше, будучи камердинером, развеивался в воздухе, так и теперь развеивается, будто он не представитель одного из самых славных родов Англии, а чумазый индийский факир. Да и бог с ним, то есть слон Ганеша.