Орхидеи еще не зацвели

Чуприна Евгения

— Мы знаем, — начал я, — что сэр Чарльз кого-то ждал ночью у калитки. — Хью Лайонс однажды высказал мнение, что это могла быть его жена Лора.

— Не только возле трупа, но и в ближайших окрестностях вообще не было женских следов, — напомнил инспектор, а доктор кивнул. Остальные просто глядели.

— Так я же не говорю, что Лора там была! — воскликнул я. — Я одно время был помолвлен с этой бестией…

Со всех сторон раздались возгласы удивления и одобрения, Питер, главный егоза и бонвиван, даже захлопал в ладоши.

—

Это было давно, — уточнил я. — Так вот, что б вы ни думали, я был действительно с ней помолвлен, и ее характер для меня — открытая книга. Назначить мужчине свидание ночью на болотах и не прийти туда — для нее самое милое дело. Она так наверняка и поступила в этот раз, уж слишком большое удовольствие ей это доставляет.

— Очень даже возможно, — потупившись, сказал Питер и с удвоенной энергией стал разглядывать свои руки, как будто бы желая убедиться, что они точно ничего не крали и никого не били.

— Однако ее мужу кто-то сообщил об этом свидании. И ее муж, человек ужасно ревнивый, а в еще большей степени эксцентричный, решил вмешаться.

— Что же в этом эксцентричного? — удивился Генри. — Я бы тоже вмешался на его месте. Я бы сам все узнал, жену запер, да и пошел разбираться.

— Это все так, но, видите ли, он оделся… ммм… — Не находя достаточно емких слов, я громко и повелительно хлопнул в ладоши. Тут же явился пупсик Бэрримор.

— Бэрримор, будь добр, принеси-ка сюда портрет Хьюго Баскервиля.

Двухметровый откормленный зайчик метнулся кабанчиком и тут же приволок искомое в своих волосатых лапах. Все правильно, у зайчика и должны быть волосатые лапы. У хорошего зайчика все волосатое.

— Но это же Лайонс! — воскликнул инспектор, тыча пальцем в портрет.

Все столпились возле бородатого Бэрримора, героически застывшего с выпяченной губой и тяжелым портретом в руках, ни дать ни взять крестьянин в русской опере «Смерть за царя».

— Действительно вылитый! И как мы не замечали! Ну да, ведь он Баскервиль, и к тому же он Хьюго, — зашебаршились они.

— Неудивительно, — сказал Грегори, более материалистически настроенный, чем остальные братья, — ведь он реставрировал эти портреты перед приездом сэра Чарльза.

— Короче, вот так оделся Хью Лайонс перед тем, как идти в Баскервиль-Холл. Все, Бэрримор, можешь уносить.

Пупсик так же безмолвно унес портрет. Мне показалось, что он избегает произносить реплики; я, впрочем, без реплик этого волосатозадого котеночка мог вполне безболезненно обходиться достаточно долгое время. Может быть, это игра воображения, но когда он покидал комнату, мне показалось, что у него из головы торчат рога, так что он у нас теперь не только котеночек, а еще и лосеночек. Или олененочек. Что-то сохатое. «Ну знаешь, братец, — подумал я ему вслед, — надо было раньше в своих бабах разбираться. Я-то тут при чем, Бэмби?»

— У Лайонса действительно есть такой

костюм, как на портрете, я его сам в нем видел, — подтвердил Генри.

— Когда? — не без яду уточнил я, все еще мысленно подбирая нежные словечки к Бэрримору. Бросая ретроспективный взгляд из тьмы грядущего на этот разговор, я склонен думать, что тема яда прозвучала впервые именно в этих мыслях.

— Вчера, на болотах. Да что ты спрашиваешь, ты же тоже там был, — удивился Генри.

— Ты говорил, что ничего не помнишь.

— Уж это я помню. Но хватит приставать ко мне со всякими глупостями. Рассказывай скорей свою версию, что ты ходишь вокруг да около!

— Ладно, бог с ним. Итак, Лайонс, обладая значительным сходством с портретом Хьюго Баскервиля, к тому же одетый, как он, и взяв с собой Гинефорта…

— Какого еще Гинефорта? — хором спросили Мортимеры, они же ничего не знали!

— Собака его. Черная, здоровенная, как бычок-двухлетка, — охотно пояснил им Генри. — Чертовски похожа на адского пса, да еще и во рту лампочка.

— Зачем? — раньше остальных спросил Питер. — Зачем лампочка?

— Ну, вы же знаете Лайонса!

— Знаем, — печально сказал Шерлок. — Дальше!

— И вот Лайонс достигает калитки, за которой прохаживается сэр Чарльз. Собака вырывается вперед и привлекает внимание жертвы. Затем сэр Чарльз видит Лайонса, которого, разумеется, принимает за Хьюго Баскервиля, в ужасе бежит…

— А почему он бежит на болота, а не по направлению к замку? — спросил Шерлок.

— Потому что собака зашла сзади! — азартно посверкивая глазами, объяснил Питер.

— А, ну да. Ну и что, от этого умирают?

— Конечно.

— Сэр Чарльз был человеком отважным, — напомнил Юджин. — Он бы не испугался какой-то собаки с лампочкой.

— А, ну да, ну да, — отозвался Грегори, — он об этом рассказывал очень красиво.

— Человек может, например, подраться с оборотнем, через пять минут едва не попасть в зубы к адскому псу, все это воспринимать с легкой улыбкой, а потом испугаться обычной лошади, которая выглянула из кустов, — вставил я, но меня никто не стал слушать.

— Ты думаешь, все это россказни? — спросил Шерлок у Грегори. — Но ты же всегда говорил, что в собаку бы он запустил сапогом!

— Я это говорил потому, что хотел сбить с тебя идиотскую полицейскую спесь.

— Надо же, какие у тебя возвышенные мотивы!

— Но ты же не хотел думать, отчего на самом деле умер сэр Чарльз.

— А что тут думать? Все ясно — он испугался.

— Мне это сомнительно.

— Ты же сам только что сказал…

— Нет, по уровню храбрости испугаться, конечно, он мог. Просто мне кажется, что с трупом что-то не то. Скажем, выражение его лица не отражало картины испуга, вот, собственно, что меня здесь смущает.

— А что оно отражало? — язвительно спросил Шерлок.