Оркестр цвета пурпурной малины
Шрифт:
– Кто бы говорил, тебе же самому интересно. Давай после того, как закончим, пойдём на «общий склад», – так называется место, где храниться информация о всех наших клиентах, – и разузнаем поподробнее?
Вот так всегда. Мы ещё даже не начали читать письмо, а он уже строит морды. Виски совершенно не ценит мёртвых, своими словами он их оскорбляет. Я говорил это ему не раз, так что не подумайте, что я просто сижу здесь и терплю. Он не слушает меня, не слушает моих рассуждений и домыслов, он в принципе никого не слушает. Это существо определённо подходит идеально под термин «тварь».
Я закрыл надоедливую тему и вслух начал читать:
– Ну так вот. «Привет. Пишу тебе быстро и скоро, –
– О, святые Исусы, какая романтика!
– Пацану, судя по приложению, всего 20. Если не ошибаюсь, он уехал из Лирна на заработки в Россию, закончив какой-то местный институт. Не понятно только, что там делают его мама с папой, судя по письму, они не грамотные.
Виски усмехнулся и вставил колкое словечко:
– Вы очень догадливы, мистер Рональди.
– Заткнись, Виски. Вчера ещё мы с тобой читали письмо от незадачливого полковника, лишившегося работы, он ещё писал своей дочке, которую, будучи на службе, отправил сюда учиться, – письмо это было помечено зелёным, что означает, что заказчик заплатил деньги за мои услуги и сейчас находится в полном здравии. Полковник писал своей дочке, которая, видимо, разбогатела в Лирне на продаже одноразовых капюшонов от дождя (да и такие бывают) и просто решила забыть о своём отце. Вспомнил же я это письмо по другому поводу. – Помнишь, он рассказывал ещё, что в России цари и царицы такие романсы устраивают и такая «яростная грызня», – процитировал я, – ведётся средь русского народа, что жить просто невозможно.
– И зачем же он тогда туда поехал?
– Ну, может, не подозревал об этом. Молодой, кровь кипит. Захотел ощутить на себе русский холод и увидеть хоть что-то, кроме дождя. А, родителей взял, наверное, потому что те просто увязались вместе или уже там жили. Кто знает. Никто не отменяет того факта, что у них в семье просто «папой» и «мамой» принято называть какого-то другого. «Это всё равно не наше дело», —заметил я и внезапно осознал, что хочу прикурить.
Время ещё только 9, спешить с письмами нету особой нужды. Всё равно успеем, так что можно и поболтать, хоть собеседник у меня и не очень. На улице один поток ветра гнался за другим, и рассмотреть эту игру природы можно было, наблюдая за падающими каплями дождя. Я достал сигару, спички, сунул в рот свёрток табака, ощущая каждой складкой губ хоть и неприятный, но столь долгожданный «вкус». В скором времени зажёг я спичку, и одиноко в пространстве затлела сигарета томным пламенем сгорающей души. О, Боже, как же долгожданно.
– Ну ладно, – сказал я, пододвигая машинку, отдающую холодным напряжением. – Давай, Виски, диктуй.
– А почему я? Попробуй сам.
– О нет-нет.
– Почему? Не хочешь брать на себя ответственность?
– Нет-нет-нет-нет, – настаивал я. Пусть лучше Виски будет диктовать, он-то лучше разбирается в людях, чем я. Он совершеннее. —Диктуй.
– Ну ладно, как скажешь.
Я приложил пальцы к затейливым кнопкам. Вставая на путь графомана, ощущаю я, словно выхватываю у могильщика его лопаты и готовлюсь начать похоронную процессию. И временной поток начинает
– «Марк, как долго я ждала твоего письма», – сказал Виски, пародируя женский голос. – «Ты худ уже наверное и болен, работа у тебя не из лёгких. Иногда испытываю я стыд за то, что ты – работаешь, а я просто сижу, пеку и стою на кассе целыми днями. Мы с девчонками решили поднять цену на 3 дже. Это немного, но доход заметно вырос. Живу хорошо, как можешь заметить. Отослать денег тебе не могу, так как могут украсть или так и вовсе обвинить тебя во взяточничестве. Мало ли что могут сделать русские. У нас говорят, что могут начать реформу в почтовом отделении, так что лучше письма не присылать…
– Зачем ты так говоришь, Виски? – спросил я, остановив машинку на слове «не присылать». – Хочешь, чтобы он ей вообще ничего не отвечал?
– Ну, так, ведь, намного легче. Согласно правилам издательства, если заказчик, будь он даже умерший, не получает писем больше месяца, его определяют как…
– «Окончательно покинувшего нас» или ОПН, это я лучше тебя знаю.
– Ну вот, раз знаешь, пиши. На одно письмо меньше будет.
– Не будет! – яростно крикнул я. – Это ломание сердец, а не поддержание любви.
– Мнимой любви, прошу заметить. Наша работа сводится не к тому, чтобы поддерживать чужие отношения живых и мёртвых вечно, а к тому, чтобы мягко и плавно привести людей к осознанию факта того, что дорогой им человек мёртв, Ричи. Ничто не вечно, друг мой.
– Я знаю, что ничто не вечно. Вечны лишь характеры и гении, но, как по мне, слишком нагло с нашей стороны вот так брать и убивать этих людей окончательно! – я всплеснул руками, не в силах написать и слова больше на этом чёртовом листке, застрявшем в машинке. Возмутительность момента меня взбесила. Любовь, что пылает между молодыми людьми так долго, любовь, что, как говорят некоторые, тема вечная и беспристрастная, сейчас готова покинуть их. Это похоже на сцену из романа. Я видел много подобных писем, я видел много любовных открыток и даже писал самостоятельно ответ, но именно сейчас я не могу совершить этот грех. – От этого письма так и несёт искренностью, я её чувствую, вот она!
Я указал ему на конверт и на письмо. В моих больных глазах они переливались радугой и играли цветами. Конверт искрился, а письмо яростно пылало. Возможно, что это лишь моя фантазия придумывает образы, но всё же, смотря на эти кривые буквы, на слова, полные ошибок, видел за ними человека, мужчину, влюблённого искренне, и мечта которого угасает.
Я как могильщик, как долбаный дурак, вызвавшийся на бесполезную должность. Я словно бы зарываю поглубже тело мертвеца в памяти истории, оставляя на поверхности лишь могильную табличку, портрет, иллюзию того, что он всё ещё жив, что где-то на этом свете живёт он, какой-нибудь А. В. – воин, умерший с честью, который сражался за свою родину и умер в братской могиле, а его родственники, поникнув душою и умерев верой, пишут ему, несуществующему, и каждое письмо от него – что-то фантастическое, абстрактное, ужасное.
Не удивляйтесь тому, что мы с Виски так долго работаем над одним лишь письмом. Это такая же работа, как, к примеру, изготавливать детали самолётов на войну. Каждый винт и болт, закрученный неправильно, может привести к падению самолёта или остановке танка, а это, в свою очередь, поведёт за собой ряд других событий.
Виски смотрел на меня, как на дурака. В итоге он, лишившись дара речи, просто закрыл лицо ладонью и со словами:
– Ладно, делай что хочешь. Хоть иди в дом к Жизель и стриги её сфинкса, я не против, – и кивнул рукой.