Орли, сын Орлика
Шрифт:
Не спеша троица направилась по улице Олений Брод туда, где квартировали «синие шведы» и запорожская сотня…
15 мая 1730 г. от Р. Х., Салоники,
дом гетмана в изгнании Пилипа Орлика
– Мой господин, к вам прибыл посетитель.
Али замер на пороге комнаты, всем своим видом демонстрируя почтение к высокородной персоне и вместе с тем готовность предотвратить любые нежелательные действия пленника. Впрочем, таким начальник охраны оставался всегда – а виделись они на протяжении последних восьми
Бендеры, те самые Бендеры, где семнадцать лет тому они защищали Карла XII. Проклятый городишко!!! Эх, знать бы заранее, как оно сложится!..
Девять лет тому назад в Ганновере он расстался со старшеньким своим сыном Григорием и поехал в Молдавию – поскольку тогда все еще надеялся убедить султана немедленно начать войну против московитов. Думал разжечь честолюбие турок, напомнив Ахмеду III о славной победе антироссийского союза на берегах Прута.
Впрочем, как выяснилось, у султана были свои планы относительно казаков. К предложению Орлика отнесся якобы одобрительно, тем не менее, отвечал как-то неоднозначно. Наконец предложил встретиться в Салониках, чтобы решить все окончательно. Однако здесь гетмана уже поджидал Али, который очень вежливо, хотя и твердо дал понять, что повелитель правоверных появится здесь очень не скоро… а если даже появится, то с гетманом Орликом, скорее всего, встречаться не будет. Да и вообще, отныне пан гетман не имеет права переступать порога этого дома, вплоть до дальнейших указаний повелителя правоверных…
Цель подобного шага вскоре стала вполне понятной: спустя некоторое время Ахмед III начал-таки войну, но не против Московии (или России – как приказал именовать свою империю царь Петр), а против… Персии! Что же до гетмана Орлика, то султану было удобно держать его под рукой, словно сторожевого пса: пусть молча свирепствует под домашним арестом, пусть копит в душе злость и ненависть, чтобы в благоприятный момент взорваться подобно ядру…
В тот самый благоприятный момент, когда повелитель правоверных сочтет необходимым наступление на северных гяуров [13] . Тут-то и сгодится гетман Пилип Орлик вместе со своими казаками!
13
Гяур (тюрк. от араб. корня) – презрительное именование тех, кто не исповедует ислам.
Очень даже сгодится…
С тех пор московиты время от времени требовали от султана выдачи им на суд и расправу «подлого предателя», грозясь вооруженной экспедицией в глубь Османской империи. Понимая, что этого не произойдет, Ахмед III каждый раз обещал подумать.
Таким образом, Пилип Орлик сидел под домашним арестом в Салониках вот уже девятый год. Чтобы не сойти с ума от безделья, даже начал писать «Дневник путешественника» [14] …
Что же до посетителей, то их допускали сюда нечасто. Интересно, кто вспомнил о султанском пленнике теперь?
14
«Дневник путешественника» написан Пилипом Орликом в 1720–1732 годах.
– Я
– Знаю, мой господин. – Али вежливо поклонился.
– Тогда скажи, чтобы незнакомец убирался прочь.
– Он очень настаивает на свидании, мой господин!
Настаивает?
Ничего себе…
Между прочим, неожиданный визитер должен был предоставить главному тюремщику какие-то убедительные доказательства относительно своего права увидеться с узником – иначе Али даже докладывать не стал бы о нем. Что же все это значит?
Гетман бросил исподлобья хмурый взгляд на главного тюремщика и продолжил расспрашивать:
– Ты знаешь его? Видел хоть когда-нибудь прежде?
– Нет, мой господин, я вижу его впервые в жизни.
– Кто же он такой?
– Иностранец.
– А как назвался?
– Капитаном гвардии его величества шведского короля Густавом Бартелем, мой господин.
«Шведского короля!» – сладким отголоском откликнулось в измученном сердце пленника.
Еще бы, ведь в Швеции, в далеком Стокгольме, находится его семья и все казаки, верные слову, данному еще покойному Ивану Мазепе!
Хотя, с другой стороны…
Да – вполне возможно: это ловушка! Его и горемычной Украйны вороженьки совсем, совсем не глупы! Они знают, каким образом и на чем можно обмануть многолетнего пленника.
Осторожно, Пилип, осторожно…
И гетман сдержанно спросил начальника охраны:
– А может, ты хотя бы что-то слышал заранее о визите этого капитана?
– Не слышал, мой господин, клянусь Великим Аллахом!
– Точно?
– Как можно, мой господин?!
Так, похоже, тюремщик не врет. Да и зачем ему лгать? Ведь за пленника он головой отвечает, и если с гетманом хоть что-то случится – и сам Али, и все его янычары умрут или на кольях, или в кипящем масле.
– Ты знаешь, откуда этот капитан взялся в Салониках?
– Как он утверждает, прибыл буквально только что.
– И сразу пожелал увидеть меня?
– Да, мой господин, сразу, едва лишь прибыл.
А может, это никакая не ловушка?..
А вдруг это настоящий посланец от любимой его женушки или кого-то из деток?! А он еще раздумывает, колеблется!!!
Хотя…
Нет-нет, все же надо быть более осмотрительным.
И пленник сказал:
– Хорошо, я приму этого Густава Бартеля. Только не наедине, а…
– Конечно, мой господин, конечно! Я и еще двое янычар будем вместе с вами, иначе нельзя.
Али вежливо поклонился и вышел прочь. Пилип замер посреди просторной комнаты. Однако невольно подался вперед, едва лишь сопровождаемый янычарами и главным тюремщиком шведский капитан переступил порог комнаты.
– Имею честь отрекомендоваться: Густав Бартель, гвардии капитан его величества, – сказал визитер, одновременно вежливо кланяясь. Но не дослушав, гетман лишь махнул тюремщику рукой и растроганно пробормотал:
– Оставь нас с этим человеком наедине. И ты, и твои воины.
– А не слишком ли вы, господин мой!.. – повысил было голос Али.
– Оставьте нас вдвоем, прошу! – теперь и Орлик повысил голос. Хотя уже давно, казалось бы, смирился с положением арестанта.
– Как же так, мой господин?!
Наверное, в мыслях своих несчастный Али уже видел себя насаженным на длинный кол или погруженным по шею в кипящее масло.
– Господом Богом клянусь и своей казацкой честью, что ни я, ни мой нынешний гость не станем предпринимать никаких шагов, направленных на нарушение моего нынешнего статуса. Можешь не бояться этого.