Орли, сын Орлика
Шрифт:
Следователь расценил взгляд подследственного по-своему, как-то очень специфично, поскольку сказал презрительно и немного насмешливо:
– Так что, мусью дохтур в конце концов будет рассказывать все-все?
– То есть? – Врач посерьезнел, поджал губы. Но на следователя это не произвело никакого впечатления, и он продолжил общение в том же презрительно-насмешливом тоне, каким говорил и прежде:
– Итак, мусью дохтур продолжает играть в молчанку? Хорошо, хорошо…
Ле-Клерку начала надоедать эта комедия. Кроме того, сколько еще можно мерзнуть
– Послушайте, господин… как вас там звать…
– Для тебя, мусью дохтур, я – самый кошмарный ужас, вот кто я для тебя такой! – попробовал было перейти в наступление следователь. Тем не менее, на столь грубую провокацию Ле-Клерк не поддался:
– Послушайте, драгоценный мой ужас, вы знаете, кто я такой?
– Это я и стараюсь выяснить у тебя, жабоед, вот уже битый час…
– Итак, драгоценный мой, знайте, что я – Николя-Рафаэль Ле-Клерк, личный врач ее императорского величества Елизаветы Петровны, тогда как вы…
– Та-та-та! Пошло, поехало…
– Послушайте, уважаемый господин!..
– Нет, это ты, послушай, жабоед!..
Около минуты они пожирали друг друга глазами, изо всех сил стараясь даже не моргнуть.
– Между прочим, вы отвлекаете меня от исполнения весьма важных обязанностей при высокородной особе ее императорского величества, – в конце концов процедил сквозь зубы Ле-Клерк.
– На что имею полное и законное право, – не растерялся следователь.
– Сомнительно что-то…
– Сомневайся, жабоед, сомневайся, если хочешь.
– Разве вам неизвестно, что ее императорское величество чувствуют себя плохо?
– Тебе, небось, тоже несладко сидеть в моем подвале, – криво ухмыльнулся следователь, отводя таки глаза. – Но ты, мусью дохтур, учти, что по-настоящему я за тебя еще даже не брался. Итак, сознавайся лучше сейчас…
Вдруг Ле-Клерк догадался кое о чем.
– Послушайте, уважаемый, – сказал он по возможности проницательнее, – у вас что, ревматизм?
Следователь нервно дернулся, зыркнул на императорского врача из-под нахмуренных бровей, но ничего не ответил.
– Ну, разумеется, – Ле-Клерк вздохнул с сочувствующим видом. – Заработаешь ревматизм в этакой сырости конечно же…
– Это тебя не касается, дохтур, – пробурчал следователь, но уже без всякой насмешливости или презрительности.
– А хотите помогу?
– Я тебя, жабоеда, спросил, кажется…
– Нет, правда-правда, помогу!
– Послушай-ка, ты!
Впрочем, следователь хорошо понимал, что плохого врача к царственной особе и на пушечный выстрел не допустят. Поэтому после столь привлекательного предложения мастера своего дела кричать на него… как-то, знаете, не к лицу… Даже прирожденному хаму.
– Итак, дохтур, я тебя в последний раз по-хорошему спрашиваю: к какой масонской ложе ты приписан? Отвечай честно и откровенно, словно своему духовному отцу. И по-хорошему, иначе я возьмусь за тебя по-плохому…
– Не принадлежу ни к одной.
– Искренне тебе советую, жабоед!
– Да я же искренне
Пару-тройку минут помолчали, потом следователь спросил:
– Ты хорошо подумал?
– Конечно.
– Ну так как же?
– Что именно?
– То, о чем спрашиваю: масон ты, жабоед, или нет?!
– Я же сказал…
– А ты еще, еще раз повтори, дохтур.
– Зачем?
– Потому что я так приказываю.
– Я уже ответил…
– Повтори, жабоед.
– Понятно и недвусмысленно…
– Я не расслышал.
– Разве?
– Оглох вдруг, знаешь… На один-единственный миг.
– Я не принадлежу ни к одной тайной ложе вольных каменщиков.
– Так-таки ни к одной?
– Абсолютно.
Снова помолчали.
– Не передумал?
Ле-Клерк зажмурился и глубоко вздохнул. Будто не понимая, к чему клонит следователь, врач сказал по возможности спокойнее:
– Послушайте…
– Так что, сознаешься в конце концов?
– Послушайте, уважаемый, если я не успею своевременно заказать все необходимые компоненты для лекарства ее императорского величества…
– А мне, знаешь, не нужно, чтобы какой-то там жабоед отравил ее императорское величество Елизавету Петровну, дочь нашего славного императора Петра Великого! Ты меня хорошо понял?!
– С чего это вы взяли, что я собираюсь отравить ее императорское величество?! Что за чушь?!
– Потому что ты, жабоед – проклятый масон. Масон и прусский шпион.
– Но ведь это идиотизм!
– Эй, дохтур! Легче, легче!
– Полнейшая глупость – вот что такое ваше предположение!
– Я т-тебе!..
– Так что, вы и далее будете оставлять ее императорское величество без лекарства? Значит, пусть ее императорское величество и дальше страдает от мигрени? [1]
1
Елизавета Петровна в самом деле очень страдала от жестоких приступов головной боли, вызванных, по некоторым сведениям, врожденным сифилисом, унаследованным от ее отца – Петра I. Долгое время императрица спасалась от мигрени токайским вином (здесь и далее – прим. авт.).
Они уже в который раз скрестили взгляды. В подвале воцарилась напряженная тишина, только время от времени потрескивал свечной фитиль.
– Едва лишь вернусь ко двору, сразу же доложу ее императорскому величеству, кто именно заставил меня задержаться. Воображаю, как разгневается высокородная Елизавета Петровна…
Здесь следователь наконец опустил глаза, резко выдохнул и вытер рукавом вмиг вспотевший лоб. Ле-Клерк в душе обрадовался: значит, он таки победил этого негодяя!
– Повезло тебе, дохтур, что нет сейчас в Санкт-Петербурге графа Бестужева, – процедил пренебрежительно следователь. – Он бы уж точно…