Орлиное гнездо
Шрифт:
– Хорошо, - проговорил он. – Вижу, что вы здоровы, дети. У вас не было посаженой матери и отца, да и матерям вашим не пришлось порадоваться на вашу свадьбу… много обычаев было нарушено; но не такое теперь время…
Он вздохнул широкой грудью – а Корнел с Иоаной неотрывно глядели на его лицо, не смея прервать или спросить о чем-нибудь.
– Благословляю вас, - проговорил Раду, осеняя крестным знамением сначала Корнела, а потом Иоану: каждому он поглядел в глаза. – Живите и цветите. Тебе, Корнел, -
Корнел поклонился, хотя не очень хорошо понял, о чем говорит тесть, и был встревожен его словами.
– Теперь я поеду, - проговорил боярин, поднеся руку к бороде. – Бог даст, мы еще свидимся…
Иоана всхлипнула и припала к груди любимого отца. До этой минуты она, казалось, не понимала, как любит его. Он погладил ее по голове, потом отстранил.
– Не провожайте меня и не занимайтесь более стариком – займитесь друг другом, - сказал Раду, не глядя уже на них. – Благословляйте это время, когда вы можете быть вдвоем.
Корнел и Иоана переглянулись в тревоге – а Раду взял их руки и соединил, накрыв своей большой ладонью: ее хватило на обе эти руки.
Они вчетвером позавтракали – тем, что осталось от вчерашней трапезы: приготовленными по обычаю пирогами с капустой, солеными огурцами и вином. Молодые молчали, не глядя ни друг на друга, ни на родителей, им было слишком неловко с ними. У Иоаны сжималось сердце. Она не понимала, кого сейчас больше любит, чего больше хочет – может быть, хотела остаться совсем одна и поплакать о своей судьбе, чего ей так и не позволили. Но ей и теперь никто этого не позволял.
Закончив трапезу, Корнел и Иоана еще раз подошли под благословение обоих отцов – потом, поклонившись Раду на прощанье, отправились в сад. Сегодня Корнел был свободен – хотя ему опять предстояло в ночь снова быть при государе…
Они сели на лавку под яблоней – той самой, на которую так досадовал Раду Кришан, когда впервые познакомился с обычаями Тырговиште. Взялись за руки. Некоторое время молчали – а потом Иоана склонила мужу голову на плечо. Он сжал вторую ее руку.
Им было хорошо вдвоем.
Но говорить казалось затруднительно.
Тогда Иоана вдруг встала и, схватив обеими руками, сорвала большое наливное яблоко, висевшее над их головами и манившее к себе. Откусила, хрустнув крепкими зубками, - а потом, улыбаясь, протянула мужу.
– Съешь, Корнел, - сладкие же яблоки у твоего отца в саду!
Он с улыбкой взял предложенный плод. Поиграл им, перекатывая в руках, - а потом с удовольствием надкусил; вгрызся и скоро уничтожил. Иоане больше не досталось; да она и не хотела, только с удовольствием смотрела, как ест муж.
Он бросил на землю сердцевину, потом вдруг погрустнел и сказал:
– Этот сад развела еще мать – а отец теперь бережет и преумножает ее труды.
Иоана
– Скажи, Корнел… тебе нравится твоя служба? – спросила она.
Он взглянул на нее, вдруг показавшись ей диким и чужим, - а потом сказал: ярко блеснули глаза и зубы:
– Да. Великая честь! Как она может не нравиться!
Иоана склонила голову.
– А каков господарь? – спросила она. – Я только слышала о нем – но не видала; а хотела бы повидать…
– Что ж, будет случай – и повидаешь! – проговорил Корнел. – Господарь любит устраивать праздники, и на берегу реки, со всем двором, и город угощает! Часто выходит из своих палат, суд вершить, службу стоять, по другим государевым делам… и выезжает с конной свитой – это очень красиво!
– Ты выезжал с ним когда-нибудь? – тихо спросила Иоана. Она понимала теперь, что муж ее любит своего князя – какими бы именами того ни называли; и боялась разъярить Корнела неловкими словами. Известно: каков господин, таков и слуга.
– Да, выезжал, - гордо тряхнул темными кудрями Корнел; глаза его блеснули мальчишеским задором. – Ты видела, какой я наездник, жена?
Иоана рассмеялась.
– Уж, верно, не хуже моего отца!
Корнел нахмурился, точно сравнение с отцом было ему не по нраву, - а потом сказал:
– А то и лучше, чем твой отец! Вот погоди: будет большой выход, и ты посмотришь на меня вместе со всеми! Я еду близко к государю: вот какая мне честь!
Иоана не видела и не воображала его прежде таким бахвалом – но ведь она совсем не знала этого человека. И она знала уже, как люди могут менять обличья.
– Ты его любишь? – спросила она. – Господаря Влада?
– Люблю! – не колеблясь, ответил Корнел, ударив в грудь кулаком. – Жизнь за него отдам!
Потом пошевелился всем сильным, нетерпеливым телом на скамье, точно ему было тесно; чуть не столкнул с нее молодую жену.
– Тебе насказали, должно быть, про нашего владыку разных мерзостей?
Этот хмурый, преданный молодой воин совсем не походил на голубя, с которым они всего только час назад ворковали в опочивальне.
– Я не верю слухам! – поспешно воскликнула Иоана.
– Вот и не верь, - проговорил Корнел, сверкая глазами. Он сжал кулак – потом вдруг ударил по дереву, посаженному руками матери; так, что ствол содрогнулся и с него сорвалось еще одно яблоко и стукнуло о землю.
– Господарь суров, но справедлив, - сказал ее муж. – Он казнит тех, кто этого заслуживает! Мошенников, воров… блудниц…
Он взглянул на нее, очи сверкнули, красивые губы искривились… а Иоана поспешно потупилась.
– Ты сердишься на меня? – спросила она.
– Нет, - помедлив, ответил он.