Орлиное гнездо
Шрифт:
В один из таких дней, когда мелкие тревоги одолевали беспрестанно, а большая беда подкрадывалась незаметно, Мехмед наконец напомнил о себе. Он прислал не войско – а послов, как когда-то к Дракуле.
Быть может, он рассчитывал опять сделать Валахию своим данником?
Послы явились исполненные надменности – два разряженных паши с острыми намасленными бородками, в огромных тюрбанах, в туфлях с загнутыми носками, несмотря на то, что снаружи уже сеял снег. Сбруи их выхоленных лошадей позвякивали серебряными колокольчиками.
Господарь принял их в тронном
Иоану не допустили в тронный зал – но она была, конечно же, рядом, и, сидя в кресле, смотрела в зарешеченное оконце, проделанное в стене по турецкому образцу: в такое окно, как рассказывали, Мехмед наблюдал за заседаниями дивана, совета своих сановников. Иоане с ее места хорошо было видно и своего повелителя, и послов.
Албу Белые Волосы, ворник, стоял за плечом своей княгини: он чувствовал, что возлюбленная госпожа нуждается в нем.
– Наш повелитель, Мехмед Фатих*, возлюбленный небесами, - не дожидаясь позволения, громко заговорил один из послов, - велел нам передать тебе, Бела Андраши, беззаконно именующий себя князем Валахии, чтобы ты немедленно сложил с себя корону, на которую не имеешь никаких прав, и отдал ее князю Раду Дракуле! Его же тебе надлежит сей же час выпустить из темницы и вернуть на трон! Тогда, быть может, великий султан и пощадит твою жизнь!
Иоана ахнула, стиснув кулаки. Она за эти месяцы, учась у придворных толмачей, достаточно овладела турецким языком, чтобы понять почти все сказанное. Албу за ее спиной выругался в светлые усы.
Господарь невозмутимо выслушал наглую речь с начала до конца – и только ближайшие к нему стражники заметили, как подрагивают его руки, покоящиеся на подлокотниках кресла.
Потом Бела Андраши спокойно ответил, обращаясь к тому, кто заговорил с ним:
– Разве послам не следует обнажить головы перед лицом государя?
Турок на мгновение растерялся. Глаза его обежали стражников, потом встретились с холодными глазами князя. Потом посланец сказал, уже не столь уверенно:
– У нас это не в обычае!
Андраши кивнул. Потом он хлопнул в ладоши, и расширившимся глазам турок предстали молоток и гвозди, блеснувшие в руках одного из стражей.
– Я вижу, как твердо вы держитесь своих священных обычаев, и помогу вам еще более укрепиться в добродетели, - серьезно сказал князь.
– Дабы вы не лишились ваших уборов даже по случайности!
Палач шагнул к послам, и только тут турки поняли, что им уготовано. Закричав, они метнулись к двери, но выход им тут же преградили стражники. Стеная и хватаясь друг за друга, турки упали на колени.
– Аллах! – заламывая руки, закричал паша, державший речь. Но было уже поздно: один из стражников схватил его за плечи и шею, а другой приставил
Господарь поднялся с трона и направился ко второму послу. Стражники схватили его, ожидая только знака; на губах князя играла мрачная улыбка. Турок зарыдал, замотав головой.
– Эфенди*! Милостивый князь!..
Посол сорвал тюрбан, обнажив лысину; и, казалось, готов был лобзать сапоги князя, если бы его только пустили стражники. Остановившись над ним, Андраши несколько мгновений задумчиво молчал.
Потом сказал:
– Слушай меня внимательно, посол султана.
Тот трясся и плакал, с закрытыми глазами.
Князь выхватил из рук палача молоток и гвоздь и, приставив гвоздь к голове посла, легонько стукнул по нему. Вскрикнув, турок замолчал.
– Слушай меня очень внимательно, - лютым и тихим голосом, но очень отчетливо приказал Андраши, склоняясь к нему. – Сейчас ты возьмешь своего товарища и вместе с ним вернешься к султану… ты понял? Доставишь его как есть! И скажешь своему господину, что все его требования отвергнуты. Корона Валахии моя по праву и закону.
Он отступил, и турок принялся бормотать молитву.
– Передай своему султану, чтобы он отступил, если не желает переведаться с новым князем Цепешем, - улыбаясь страшной улыбкой, заключил Андраши. – Ты понял меня?
Турок встрепенулся, вскинулся, как в последней надежде.
– Да, эфенди! Я передам! Благодарю тебя!..
Господарь махнул рукой, и обоих турок уволокли – и мертвого, и живого.
Иоана только тут ощутила, что Албу мертвой хваткой сжимает ее плечо; слуга схватил ее за плечо, желая успокоить, но вскоре сам был охвачен невольным ужасом. Таким своего князя он еще не видел.
Когда все кончилось, ворник воскликнул:
– Государыня!
Иоана обернулась к нему – бледная, с огромными глазами. Одна из ее черных кос скользнула через плечо.
– Что тебе, Албу?
– Государыня! Ты здорова? – тихо воскликнул Албу, не зная, как еще выразить свою тревогу за нее. Он понимал, каково женщине впервые увидеть такое лицо своего мужа.
– Я здорова, мой друг, - улыбаясь, сказала княгиня. – Наш князь сделал очень хорошо!
Она начала вставать, и тут Албу увидел, что кровь пролилась не только в тронном зале. Кровь капала с ее кресла. Вскрикнув, он схватил Иоану на руки; и она тут же обмякла в руках верного слуги.
– Господи! Кто-нибудь! – закричал ворник. Он понес обморочную княгиню в своих объятиях, прижимая к груди и беспомощно озираясь. – Слуги!..
Сбежались несколько отроков-прислужников, потом стража; но Албу отмахнулся от них всех. Ворник бегом понес свою государыню в спальню. Ему казалось, что она уже мертва.
Иоана снова увидела своего князя в клубах благовонного дыма – лежа на постели. Над нею читали молитвы; в стороне надрывно плакали ее девушки. У ложа княгини, стоя на коленях и уронив голову, молился Албу.