Ормедея. Тайна одной женщины
Шрифт:
Тогда он спустился к истоку лестницы: память напомнила о ржавых обручах и бочарных досках, сваленных в кучу. «Не то, – признал Дато, когда первая же деревяшка переломилась от удара ноги, – да и коротки». Прошелся вдоль штабелей из ящиков с пустыми бутылками, пнул вышедший из строя, разобранный насос для перекачки вина и тут увидел канистру. С затаенной надеждой бултыхнул. «Есть контакт!» – ликуя, побежал он назад к бочкам.
Щелкнула зажигалка, воспламеняя ветошь, которую Дато намотал на палку. «Я рыцарь в старинном замке», – радовался он пламени. И, безусловно, развил бы мысль, не услышь он, как его зовет Мари.
– Тебя почему так долго не было? – встретила она его укором. – Где
– Не нашел его. Вообще никого не видел. Думаю, мы тут одни.
– А он куда делся?
– Не знаю… Выпил лишнего, забыл про нас и ушел на проходную. Будем здесь ночевать. А что, весело! Смотри, какой факел! В зал с коллекцией пойдем, комнату тайную увидим, – он решетку не закрыл… Что молчишь?
– Как «ночевать»?! А если он вообще не придет! Тетка весь Тбилиси на уши поставит…
– Она знает, что мы на завод пошли?
– Конечно!
– Так значит, рано или поздно нас найдут! Или ты не рада, что мы вдвоем?
– Ох, Дато, рада, уж как я рада…
– Тогда пойдем комнату искать! Слушай, а ты почему на пианино играть перестала?
– Во-первых, это рояль. А во-вторых, я от музыки еще больше испугалась.
– Что так?
– Обряд один мегрельский [15] вспомнила, когда душу усопшего по веревке домой ведут.
– Никогда о таком не слышал.
– Если человек вне дома умер, к нему с клубком ниток приходят. Разматывают и песню старинную поют, зовут душу в дом. Я и представила, что музыка моя – веревка, что к тебе тянется, а твоя душа по ней идет. Тогда и перестала: ты же не умер!
15
Мегрелия (груз. Самегрело) – регион на западе Грузии, населенный преимущественно мегрелами, субэтнической группой грузин.
– А ведь и я про веревку подумал!
– У дураков мысли сходятся, – улыбнулась Мари.
– Не у дураков, у идиотов! Помнишь пару в Батуми: ливень стеной, она на качелях, а он рядом стоит, раскачивает. Оба мокрые и счастливые. Ты еще сказала: любовь – болото…
– …где тонут два идиота.
– А мы, мы тоже тонем?
– Насчет этого не знаю, но идиоты мы с тобой стопроцентные!
2
Сторож не обманул: кладка в конце галереи редких вин рухнула с одного края, и стена, лишенная монументальности, казалась бумажной. Словно кто-то ухватил сбоку отставший уголок обоев, рванул книзу, и бумага разошлась на слои. Так сверху пролома выглядывала опора более низкого свода, уходившего за переднюю, устоявшую часть стены.
Мари осталась у пролома, Дато, пригнувшись, протиснулся внутрь.
– Ничего, – сообщал он, водя факелом, – голые стены, в одной – ниша. Кирпич тот же, а стены другие, вроде как из речных валунов… О, а это кстати!
– Что там? – взволнованно спросила Мари.
– Да будет свет! – заявил Дато, и вдруг в клетушке стало светло. – Они сюда на время розетку протянули и лампу оставили, – поднялся он на ноги. – Давай сюда!
– Это ты вылезай, мне и отсюда отлично видно.
– Ну чего сразу вылезай, – разочарованно озирался Дато по сторонам, надеясь увидеть хоть что-то, что свяжет пустое помещение с тайнами времен царя Горгасали.
– Пусто же. Бывшее помещение завода, которое замуровали, вот и все…
– Похоже на то…
– Вылезай, – подгоняла Мари, – еще рухнет кирпич на голову. Подпорки зачем ставили? Видишь, нет наверху нескольких…
– Что мы, зря шли? – примерялся Дато
– Ты что делаешь, Дато?! С ума сошел?!
– Не волнуйся! Сейчас я ее выбью, сниму дверь с петель, и пойдем домой.
– Прекрати сейчас же! Выходи оттуда, или я больше с тобой не разговариваю!
– Возьми-ка, – сунул он факел в пролом. Махнув рукой на увещевания Мари, ударил еще. И снова. Не с первого раза, но брус поддался и гулко упал на каменные плиты.
– А что я говорил? – повернулся Дато. – Все будет в лучшем виде!
Он прошел в конец комнаты, взялся за балку и подскочил от грохота: в том месте, где он выбил подпорку, с потолка сорвался блок из кирпичей и с силой врезался в плиты. Дато краем глаза заметил падающий массив за секунды до удара и успел повернуться боком, спрятав лицо. Отлетевший скол кирпича больно достал ногу. В тишине и темноте – фонарь пал жертвой срикошетившего камня – прорезался крик Мари:
– Ты живой?! Тебя зашибло?! Не молчи!
Дато, вмиг отрезвев и нервно посмеиваясь, успокоил девушку. О чем тут же пожалел.
– Ты понимаешь, что мы натворили? Остатки храма Горгасали разрушили!
– Ты же говорила, это не храм…
– Как не храм, когда памятник, пятый век! Представляешь, как нам влетит?!
«А вдруг и вправду памятник?.. – испуганно думал Дато. – А если и нет, скандал будет мировой: в спецхран залезли, имущество портим… Еще из университета попрут!»
– Сейчас я тут быстренько уберу, все будет как новенькое! – потянул он проломивший плиту блок кирпичей. И когда вытянул, то подметил: от удара часть плиты не раскрошилась, а повернулась ребром, уйдя в землю. «Интересно», – сказал себе под нос Дато и просунул руку в открывшееся пространство.
– Мари, мне нужна твоя помощь. Иди сюда, посвети.
Девушка почувствовала, что сейчас лучше не спорить.
– Кажется, там что-то есть, – предположила она, поднеся факел.
– Да ты что…
Дато вынул скол плиты, кряхтя, приподнял и двинул в сторону устоявшую часть. Место под ней занимал камень с округлой нишей в центре, присыпанной землей. Он стал снимать ее руками, и вскоре открылся кусок ткани, обнимавшей нечто в форме кольца. Диаметр его был меньше, чем ниша, сантиметров десять-двенадцать. Дато еще выгреб землю и увидел, что ниже предмет, ширясь, упирался в края углубления. «Точно квеври [16] закопан», – смотрел он на обод толщиной с большой палец руки. Им он и надавил на то, что скрывала ткань. «Крепкий», – отметил он и ухватил круг обеими руками, потянул. Обмотанная ткань уже не скрывала очертаний поднятого в воздух предмета.
16
Квеври – традиционный в Грузии глиняный кувшин для вина без ручек. Экспонат Музея Грузии им. Симона Джанашия считается самым старым из сохранившихся (VI–V тыс. до н. э.) в мире сосудов для вина.
– Похоже на квеври, – в унисон мыслям друга сказала Мари, – только маленький.
– Литра на три, коцо их называют. Форма – вылитый квеври: к середине ширится, как лимон, а снизу – узкий, что и не поставишь…
– Как рог для вина или пожарное ведро.
– И горлышко сверху, как у кувшина.
– А мне больше размером новорожденного напоминает.
– Мумифицированного. Распеленаем младенца?
Девушка ответила лишь после того, как страх наказания победил в ней любопытство: