Ормедея. Тайна одной женщины
Шрифт:
– А я говорила, говорила: не трогай, положи на место… – обрела голос Мари.
– Ты понимаешь, что срезать хотел? Это же монограмма царицы Тамар!
– Где? – не поверил Дато.
– Да вот же, – наклонил Гия кувшин, показывая узор на восковой «печати». – Это шрифт мхедрули [29] , вот «т», вот «р»… Я эту печать на монетах Тамар видел.
– Правда, что ли? А я думал…
– Думал он, – не дал закончить Гия. – Разрушитель! Перс! Видишь сад в окне? Раньше там дворец царя Ростома [30]
29
Мхедрули – современная форма грузинского алфавита, пришедшая на смену асомтаврули и нусхури; известна с X века.
30
Ростом (1565–1658) – царь Картли и Картли-Кахетинского царства.
31
Ага Мохаммед Шах Каджар (1741–1797) – шах Ирана, в 1795 году напавший на Грузию под предлогом ее союза с Россией и разоривший Тбилиси.
– Я при чем? – защищался Дато. – Типографию не трогал! – сострил он.
– Тот все достижения Грузии в три дня прикончил! А тебе и десяти секунд хватило!
– Не сгущай краски. Так если это печать Тамар, то квеври, что же, восемьсот лет?
– Я тебе не все сказал, – прищурился Гия. – Ты где, говоришь, его взял?
– Где взял, там больше нет.
Гия вопросительно посмотрел на Мари. Та лишь отвела взгляд.
– Понятно. В общем, за печать Тамар я ручаюсь. Но есть нестыковка: надписи на обруче старше. Это асомтаврули, семь веков до Тамар.
– Прочесть можешь? – подступил Дато. – Да положи на стол! Ничего я с ним не сделаю.
– Специалист нужен. Но знаешь что? Мари, подойди… Эти рисунки говорят, что кувшин еще древней! Точки под линиями – это виноград. У нас в музее квеври с похожим рисунком есть. Шесть тысяч лет до нашей эры!
– Господи боже, – выдохнула Мари. – А эти страшилы в масках? Это кто?
– Есть у нас знаменитый кубок из Триалети [32] . На нем похожие существа.
– И кто же они? – повторила вопрос Мари.
32
Триалетский серебряный кубок – артефакт, найденный в 1930-е годы на юге Грузии вместе со многими предметами Триалетской культуры – археологической культуры среднего бронзового века Закавказья (III тыс. до н. э. – II тыс. до н. э.).
– Тут много споров. Все сходятся, что участники культовой сцены. Но кто? Один говорит – люди в ритуальных костюмах. Другой – божества одного из грузинских племен. Кому-то жрецы в медвежьих масках видятся, а кому-то – в масках кротов.
– А каким веком кубок датируют? – спросил Дато.
– Бронзовый век, 2000 лет до нашей эры. Но там материал – серебро. И не охра поверх глины, как здесь, а чеканка. Кстати,
– Издеваешься? Чего его проверять…
– Ты же химик!
– Химик, не дурак. Разница есть. Ты бы на золото подумал? – ответил Дато и, не увидев на лице друга сомнения, засуетился: – Сейчас узнаем! Самое простое – чуть-чуть наждачкой пройтись и азотной кислоты сверху капнуть.
– Не повредится? – заволновался Гия.
– Если в царскую водку положить – смесь азота и соляной кислоты, – большой «пшик» будет: растворится и в золотистую воду превратится, – сказала Мари, отличница курса. – А от одной азотной ничего не будет. Зато бронза даст реакцию.
– И что, есть у тебя эта кислота?
– Я же сказал: я химик, не дурак, – звенел в ящике стола мензурками и колбами Дато.
– А откуда у тебя посуда лабораторная? – хихикнула Мари. – Или ты такой везучий, что и в университете клад нашел?
– К эксперименту это отношения не имеет, – отмахнулся Дато. – Приступим, – поднес он стеклянную пипетку к бутылке с нанесенной фломастером формулой: HNO3.
5
– Поверить не могу, что кувшину столько лет, – задумчиво мешала ложкой кофе Мари. Они с Дато сидели в кафе рядом с университетом, ожидая Гию.
– Ты особо не слушай. Этим историкам лишь бы что открыть.
– А химики не такие?
– Не такие. В истории – догадки, в науке – разгадки. Если факт, то наглядный, за каждой гипотезой – опыт. Посмотрим, что ему скажут, и сами анализ сделаем, радиоуглеродный.
– Это хорошо, что ты не дал ему квеври профессору отнести…
– Что ты! Увидит – не отдаст. А так он кальку под нос сунет: будьте любезны, блесните знаниями! А что, откуда – не ваше дело, батоно ученый. Сон приснился, я и зарисовал.
– Борджгали и вправду странный, никогда такого не видела.
– Расколотый надвое, что бы это значило?..
– И почему знаки у девы в руках, как на весах: в правой – целый, в левой – треснутый… Ух, как интересно! Я как загадки вижу – как кофе становлюсь, что грозит из турки выкипеть!
– Ты вообще впечатлительная. А еще химик! Лично я думаю, кувшин, конечно, старый, но больше ста лет не дам. Ремесленник поделку сделал и разные эпохи намешал. А золото сверху… Так разве богатых князей в Грузии мало было?
– Не романтик ты, – надулась Мари. – А я верю в чудеса! Мир сложней, чем мы думаем. И точные науки его объяснить не могут.
– Разве?
– А как же! Отрывают по листу, как от кочана капустного, а до сути никак не доберутся. Веками думают, что дело обстоит эдак, потом – раз! – открытие! И все иначе.
– Но ведь доберутся однажды!
– Не при нашей жизни. И хорошо. Без чудес скучно!
– Тут я согласен. Вот я сейчас вижу чудо, – взял девушку за руку Дато.
– А что? – с робкой улыбкой заглянула ему в глаза Мари.
– Вот что… – быстро придвинулся к ее лицу Дато и чмокнул родинку, одинокой звездой мерцавшую высоко на правой скуле. Он не стал говорить, что и в основе этого чувственного чуда – лишь химические реакции мозга в ответ на импульсы нервных окончаний. Не стал, потому что знал: бывают в жизни минуты, когда даже самый пытливый ум устает от самого себя. Он собрался было предложить погадать на кофейной гуще, но тут в кафе возник Гия. Его удрученный вид свидетельствовал: с наскока решить загадку не вышло.