Осада
Шрифт:
– Вы еще можете обратиться к патриарху, его люди страсть как эффективно метелят голубых и студентов, – язвительно заметил Нефедов. – Они как раз с богом в сердце, с крестом в руке, наведут порядок…
Они препирались довольно долго, я уже не слушал. Просто удивился, до чего низко пал Пашков, раз вступает в столь длительные споры со своими подчиненными. Наконец, президент попросил Лаврентьева дать оценку ситуации вокруг Исландии; разговоры разом стихли, когда глава ГРУ поднялся из кресла и откашлявшись, произнес:
– Ситуация в нашу пользу, безусловно. В ответ на предупреждения американцы
– Ваши люди готовы нанести удар? – вопрос уже к Илларионову.
– Снесем «Рейгана» хоть сейчас. Вопрос в другом: а что с пленными потом делать? – ответа не было. Президент неожиданно смутился. Совбез замолчал разом, наступила гнетущая тишина. Илларионов подождал немного, понял, что ему уже ответили, и кивнул: – Хорошо. Так и сделаем.
После этих слов тоже долго молчали. Пока президент не вспомнил о министре финансов и не попросил его отчитаться. Эггер говорил немного, говорить ему было особо не о чем, неделю назад торги в российской торговой системе закончились, ни продавцов, ни покупателей не осталось. Отечественные компании свернули деятельность на рынке и теперь разменивались не то бартером, не то обязательствами. Иностранные и вовсе вышли из игры, одни по причине собственной убыли, другие из-за закрытия государств, в чьих интересах последнее время играли. Правда, существовало одно обстоятельство, сделавшее доклад куда интересней.
– Из компетентных источников, – Эггер кивнул на Лаврентьева, – нам стало известно, что сегодня президент США выступит с программным заявлением и объявит технический дефолт по внутренним и внешним долгам. В сущности, мы этого ожидали, при таком долговом «козырьке», который сложился в американской экономике. Но сейчас как раз тот случай, когда даже хеджирование не поможет, все фьючерсы просто провалятся, а завязанные на долларе страны и корпорации получат бездонную дыру в кармане. В том числе и мы.
– Позвольте, – заметил Мазовецкий, – но вывод активов…
– Вы забыли про частные фонды.
– Частными фондами занималась Жиркевич. Кстати, где Ольга Константиновна?
– У нее встреча с губернатором Московской области, – сообщил президент.
– Простите, Абрамов тоже занимался вложениями. На позапрошлой неделе он ездил в Вашингтон и договаривался… – Мазовецкий не закончил, глядя на то, как Эггер неприятно дернулся.
– Я так понимаю, – зло произнес Роберт Романович, – каждый оказался сам за себя. Просто закон джунглей какой-то. Значит, председатель Счетной палаты вывел свои активы, продал пассивы, Жиркевич и Белов тоже, аналогично поступили и все остальные. А мне, как разруливавшему ситуацию в целом на рынках, ничего не осталось, как развести руками.
– Не волнуйтесь, мне придется повторить ваш жест, – ответил Пашков. – Мои фонды принадлежат истории. Кстати, почему вы не договорились?
– Виктор Васильевич, я искренне полагал, – залебезил Мазовецкий, – что вас-то не обеспокоят в первую очередь.
– Я отдал фонды сыну, – четко, как на построении, ответил Пашков. – Все четыре с половиной миллиарда.
– Виктор Васильевич, но у меня было почти семьсот миллионов, – пискнул Мазовецкий. Яковлев неожиданно тоже очнулся и сделал заявку на четверть миллиарда. И тут же смолк под взглядом президента.
– Я тоже ничего не выводил. Хотя у меня и было три копейки, миллионов сто двадцать, кажется. Любопытная ситуация получилась, господа. Сколько всего вы потеряли? – через пять минут была озвучена сумма в «сорок или пятьдесят миллиардов долларов, как самая малость». – У меня складывается нехорошее ощущение, что деньги, выводимые из одних фондов, там же немедленно вкладывались в другие.
Мазовецкий открыл было рот и замер. Пашков рассмеялся.
– Браво, Денис Андреевич. В самую точку. Только авианосец и «Хаммеры» мы себе купили. Весь груз сейчас в Североморске, скоро своим ходом дойдет до Москвы.
Шутки не получилось, президент покачал головой и продолжил заседание. Я слушал плохо, слова пролетали мимо сознания, не отпечатываясь в нем. Неожиданно речь зашла о Рите Ноймайер, только тогда я встрепенулся.
– Тема, конечно, не для Совбеза, но Юрий Семенович, вы позавчера встречались с генпрокурором, так что можете сказать, как ведется следствие.
К моему удивлению, Яковлев пожал плечами.
– К сожалению, ничего утешительного мне сообщено не было. Следственный комитет сейчас проводит дознание по факту, задержано шесть человек, священник, проводивший ритуал, так называемый «жрец Ктулху» и пятеро рабочих. Организатора мероприятия, а так же владельца храма пришлось отпустить под подписку о невыезде. К сожалению, Бахметьев бежал в Белоруссию, и допросить его не представляется возможным, а Сердюк, он… вроде как обратился.
– Простите, что значит, «вроде как»?
– По свидетельству родственников. К сожалению его тела ни в каком виде тоже найдено не было, несмотря на то, что прокуратура задействовала лучших работников. Да и от задержанных признательных показаний добиться пока не удалось. К тому же епархия вступилась за своего «отверженного» дьяка, поэтому допросы ведутся в прописанном режиме.
– Послушайте, а иначе, нежели пытками, никак следствие нельзя вести?
– Денис Андреевич, понимаете, я сам против подобных методов, но другие не дают ничего. Учтите и квалификацию наших следователей: те, что ведут сейчас дело об убийстве Ноймайер, они лучшие в своем деле, но… если говорить откровенно, профессионализм их далек от нормы. К тому же оба сильно пьют. Но, кое-каких результатов добиться они сумели.
– И каких же?
– Им удалось существенно сузить круг подозреваемых – сейчас можно с уверенностью сказать, что Риту Ноймайер убил высокий мужчина крепкого сложения, вероятно, хорошо ей знакомый.
– Всё? – поинтересовался президент.
– Оглушающий удар тяжелым тупым предметом был произведен в лоб Ноймайер, с близкого расстояния, закрыли заслонку и пустили воду. Смерть наступила из-за наполнения легких водой.
– Всё? – еще раз повторил президент. Яковлев смутился и кивнул. – Очень хорошо. С генпрокурором я поговорю завтра же, утром. А пока объявляю заседание закрытым. Все свободны.