Осада
Шрифт:
Теплов спросил:
— Разве не могли грузины захватить какого-нибудь осетина с оружием?
Юра согласился сразу же, но без энтузиазма и явно без веры.
— Да, — сказал он, — соговцы это и записали.
Теплов сказал:
— Сергуненко думает — если вы отсюда уйдете, грузины всех осетин перебьют.
Юра кивнул:
— Конечно, перебьют. А так они сначала перебьют нас, а потом осетин.
Теплову расхотелось продолжать разговор. Юра тоже приумолк, он глядел на мигающие жгучим светом дырочки в дверце буржуйки, и к нему на
Вдруг не слишком далеко раздалась автоматная очередь, еще одна. Благостное состояние Юры мгновенно улетучилось. Он вскочил и принялся спешно надевать бронежилет. В комнату вошел старший лейтенант. Он сказал не то чтобы взволнованно, а как-то чуть менее спокойно, чем прежде:
— Юрка, вспомнили про развилку. Давай, слетай, посмотри, что там.
— Слышу, — сказал Юра, натягивая зимний меховой шлемофон и вешая на грудь автомат. Он подошел к Теплову:
— Бывай, — сказал весело, крепко пожимая руку, — Питеру поклон.
…Следующий пост, у которого Сергуненко остановил машину, проехав для этого с четверть часа по городским окраинам, был осетинский. Под старыми, раскидистыми деревьями стояла избушка, а в ней группа разновозрастных мужчин предавалась беззаботному пьянству. Они встретили вошедшего капитана радостными возгласами. Из-за стола вскочил небольшого роста мужичок с быстрыми глазками и поднес гостям по стакану вина.
— Витенька, здравствуй, дорогой! — частил мужичок словами.
Сергуненко поздоровался, выпил, но за стол садиться не стал, а по-хозяйски взял с блюда две жареные куриные ноги, передал одну Теплову, закусил вторую и, жуя, сказал угрюмо:
— Часовые, как всегда, не выставлены, ходи кто хочешь, караулу не до пустяков. Грузины колонной пройдут, вы и не услышите. А расхлебывать кто будет, мы?!
Эти слова возымели действие: приумолкшие было караульные поднялись и, разбирая сваленное в углу оружие, со смущенными лицами повалили из дома. Вскоре в избушке остались только Сергуненко, Теплов и шустрый мужичок.
— Кто это с тобой, Витенька? — спросил мужичок, заряжая семизарядный армейский карабин.
— Мой гость, — ответил Сергуненко.
Они с Тепловым вышли на низкое в одну ступеньку крыльцо. Вокруг было тихо и ни души. Из-за спины вывернулся мужичок. Он сунул Теплову в руки карабин:
— Хочешь пострелять? Вон, где огоньки — грузинское село.
Теплов отшатнулся от него в испуге. Сергуненко раздраженно гаркнул:
— Сколько раз говорить — никакой стрельбы!
Мужичок, нисколько не смутившись его сердитым тоном, покладисто сказал:
— Не буду, Витенька, не буду. Я думал, может, гость твой пострелять захочет?
Сергуненко шагнул с крыльца в темноту и пошел вперед, каким-то образом различая дорогу. Теплов следовал за ним. Шустрый мужичок семенил сбоку.
— Доложи обстановку, — приказал Сергуненко,
Мужичок с готовностью ответил:
— Все тихо, Витенька, все тихо. Грузины какие-то вагончики привезли.
Сергуненко остановился и впервые посмотрел на мужичка.
— Что за вагончики?
— Не знаю, дорогой. Мы вечером ходили посмотреть, никого нет, на дверях замки. Один замок открыли, а внутри пусто. В засаде посидели и вернулись.
Сергуненко сказал со злобой:
— Зачем в засаде? Я же говорил — ходить только на разведку, никакого поиска.
Мужичок виновато моргал. Сергуненко в крайнем раздражении отвернулся, снова двинулся вперед и, отведя рукой выплывшую из тьмы ветку, буркнул Теплову:
— Осторожно.
Пройдя между деревьев, они вышли на край невысокого косогора. Судя по светящимся окнам недалекого села, долина лежала чуть ниже того места, где они стояли. Огоньки эти отделялись от небесных широкой черной полосой невидимых теперь гор. От ночного неба веяло холодом.
Сергуненко поежился:
— Сейчас, поди, градуса три, не больше, к утру до нуля упадет.
Он еще что-то хотел сказать, но тут слева и совсем близко от них громыхнуло, и эхо понеслось над долиной. Сергуненко с руганью бросился на звук. За кустами стоял довольный мужичок, у него в руках дымился карабин.
С этого поста они уезжали в расстроенных чувствах. Сергуненко курил и молчал. Теплов не решался заговорить первым. В машине была включена рация, наполнявшая салон «уазика» обрывками гортанной речи, свистом и треском. Внезапно сквозь помехи донеслось по-русски:
— Дэшэка бьет по батальону, дэшэка бьет по батальону! Разрешите подавить?
И на это короткий приказ:
— Нет!
Теплов удивленно посмотрел на Сергуненку. Тот ответил, не дожидаясь вопроса:
— Нельзя раскрываться. Гвардейцы специально провоцируют, чтобы огневые точки засечь. — И в который раз произнес пугающее Теплова слово: — Готовятся.
Машина опять долго кружила окраинными улочками, освещая фарами глухие заборы с широкими металлическими воротами. Наконец водитель без команды сбросил газ и затормозил у перекрестка, обрамленного старыми кирпичными домами казенного вида без палисадников и заборов.
— Здесь немножко пройдем, — сказал Сергуненко, — близко подъезжать опасно, за постом грузинские села начинаются.
Они свернули за угол и зашагали по старой, мощенной камнем улице на свет огня.
— Там, — Сергуненко кивнул в сторону светлого пятна впереди, — лейтенанта одного с Рокского перевала осенью убили.
— Веклича, — подсказал Теплов.
Сергуненко покосился на него.
— Слышал уже, — сказал он и вполголоса добавил: — Темная история.
Вокруг большого жаркого костра сидело человек пятнадцать. Все были вооружены кто чем — от десантного автомата до берданки. Выходя из темноты на свет, уже изрядно захмелевший Сергуненко крикнул со злобной веселостью: