Осада
Шрифт:
Вскоре они уже сидели в небольшой комнате перед японским телевизором с видеомагнитофоном. Кроме них в комнате было еще несколько человек. Женщина вынула из коробки с видеокассетами одну и вставила в магнитофон.
— Это — эксгумация захоронений местных жителей в сожженных селах, — прокомментировала она появившееся на экране изображение. Теплов увидел, как из раскрытой ямы какие-то люди извлекают большие полиэтиленовые свертки, разворачивают пленку. Камера наехала и показала крупным планом обугленные куски человеческих тел: наполовину сожженную голову, кости с лоскутами кожи и мяса. Кадры менялись, женщина называла места захоронений, даты, число погибших. Посредине сеанса открылась дверь.
— Андрюша, проходи скорей!
Тот, кого назвали Андрюшей, был маленький, тщедушный человечек в дешевом, задубевшем от времени коричневом плаще и брюках не по размеру — слишком коротких, так что худые, костлявые щиколотки торчали из грязных ботинок. Когда Андрюша проходил мимо Теплова к свободному стулу, от него пахнуло таким густым перегаром, что Теплов едва не поморщился. Лицо хозяина «дубового» плаща было синюшное, оплывшее от пьянства, небритое, а темно-русые волосы торчали клоками во все стороны. Теплова пронзил острый стыд за собственную нацию. Демонстрация между тем продолжалась. На экране появилось двухэтажное здание с разбитыми окнами и ломаным шифером на крыше.
— Это детский садик, — пояснила комментатор, — его обстрелял из пулемета грузинский вертолет.
Кадр сменился.
— Это — городская школа номер пять. Здесь во дворе мы хороним наших убитых. Кладбище простреливается грузинскими снайперами, там давно уже не хоронят.
Женщина сменила кассету.
— Сейчас вы увидите расследование убийства лейтенанта Веклича. Это наш русский брат, он сопровождал в осажденный Цхинвали два рефрижератора с мясом. Его расстреляли грузины перед самым городом месяц назад.
В кадре появились столы в морге с двумя обнаженными мужскими телами.
— Это — водители рефрижераторов, армяне, отец и сын. Их тоже тогда убили.
Остальная часть кассеты была посвящена похоронам лейтенанта, проводить которого собрался весь город. На траурном митинге выступавшие с трибуны говорили что-то горячо, взмахивали сжатыми кулаками, и толпа отвечала им дружным взмахиванием рук. Что говорили ораторы, Теплов не слышал, звука на пленке не было…
Теплов вышел из обкома, когда небо над домами светилось предвечерними красками. О том, чтобы отправиться в столовую, куда его поставили на довольствие по распоряжению командира опергруппы, не могло быть и речи: перед глазами все еще мелькали сцены с видеокассет. Теплов немного побродил по городу, но далеко от центра не уходил, боясь заблудиться. Сумерки сгущались по-южному быстро. Скоро уже только асфальт мостовой серел под слабым свечением неба. Улицы опустели. «В деревне хоть собаки по ночам лают», — подумал Теплов, застегивая молнию демисезонной куртки до подбородка. С еще большей яркостью вспомнились кадры видеозаписи, и холод прополз по спине от лопаток к пояснице, ноги сами собой зашагали в сторону штаба.
Комната, где накануне Теплов представлялся полковнику, освещалась двумя голыми лампочками. Со двора долетало тарахтение дизеля. За длинным столом сидели офицеры. Командир, должно быть, только что гневался: лицо его раскраснелось, а на щеках обозначились желваки. Он повернул рассерженное лицо на стук в дверь и тепловское «разрешите?».
Полковник ответил сурово, но не сердито:
— Присутствуйте.
Совещание продолжилось. Командиры докладывали положение дел в подразделениях, прибавляя к этому, сколько продержатся в случае штурма. Картина складывалась неутешительная: по грубым прикидкам, силы, обступившие город, численностью превосходили опергруппу раз в десять, имея в виду не только два свежих батальона гвардейцев, но и прежние батальоны, расквартированные в округе с весны, а также все мужское население окрестных сел, значительно
— Наверняка «Алазань», — хмуро сказал командир артдивизиона, — готовятся.
Сергуненко пояснил Теплову на ухо:
— Ракеты противоградовые, грузины ими город обстреливают.
Полковник перевел взгляд на него:
— Сергуненко, что местные говорят?
— Не знаю, товарищ полковник, сегодня еще не ездил.
— Так чего ты здесь греешься?
Сергуненко неторопливо поднялся, взял со стула бронежилет и автомат. Когда открывал дверь, спросил:
— Журналисту разрешите со мной?
— Не возражаю.
В машине было холоднее, чем снаружи. Сергуненко долго костерил водителя за то, что не работает печка. Сержант отмалчивался и крутил баранку. Лишь когда Сергуненко выдохся, он проронил:
— Вы же знаете, товарищ капитан, печек на складе нету.
Тем временем они выехали на окраину, недолго попетляли по узким улочкам, пока вдруг впереди не увидели шапку света, подобную той, что прошлой ночью окружала контрольный пункт на «Горке».
— Здесь два поста, — сказал Сергуненко, выбираясь из машины, — один осетинский, а другой наш. Самое опасное направление.
Сперва они направились к осетинскому посту. Возле деревянной будки стоял бронетранспортер, на его матовом боку плясали отсветы костра. У огня грелись два человека в милицейских шинелях и в касках, надетых на ушанки. Автоматы висели у них, как у Сергуненки, за правым плечом стволом вниз. Часовые поздоровались с приехавшими за руку без лишних слов.
— Как у вас? Тихо? — задал капитан сакраментальный вопрос и, дождавшись подтверждения, спросил: — Что там за «камазы» пришли?
— «Алазань».
— Так мы и думали. Значит, правда — готовятся.
— Теперь пошли к нашим, — сказал Сергуненко Теплову.
До КПП внутренних войск было метров сто, в него упиралась асфальтированная дорога, по которой они приехали. Словно нимбом, КПП был окружен заревом электрического света.
— А что это за люди? — спросил Теплов, когда они отошли от костра.
— Мафия, — коротко пояснил Сергуненко. Он скосил глаза на Теплова, оценивая его реакцию. Вид у того был обескураженный.
— До войны тут заправляли три мафиозные группировки, — начал Сергуненко, но неожиданно сменил тему: — Постой, а ты знаешь, что такое «мафия»?
Теплов ответил с досадой:
— Ты уж меня совсем за валенка держишь. Мафия — это организованная преступная группа, все участники которой состоят между собой в родственной связи.
— Точно, — подтвердил Сергуненко, — проще говоря — род. Оттого и бороться с ними трудно: законы рода для них страшнее, чем уголовные. Ну вот, когда война началась, здешние мафиози стали вместе с нами защищать город. Тбилиси тогда заявил, что русские вооружают бандитов. Осетины быстренько объявили свою автономную область отдельным государством и начали создавать национальную гвардию. Все мафиози тут же записались, получили удостоверения гвардейцев вместе с правом на ношение оружия. Так что теперь это не мафия, а регулярная армия. Там, где мы сейчас были, охраняет дорогу самая мощная группировка, даже бэтэр смогли себе купить. Все у них в камуфляже, вооружены автоматами, пулеметами. К ним и здешние милиционеры присоединились. Вторая группировка пожиже. А третья и вовсе мелкая. Раньше эти группы занимались каждая своим бизнесом, друг другу не мешали. А теперь у них одно дело — город отстоять.