Осень Атлантиды
Шрифт:
— И эта пифия… она говорила с ним обо мне?
— Я не знаю, о чем она говорила с ним. Он сказал лишь, что знает от нее нечто важное о тебе. Это «нечто» лишает меня надежды, и с этим фактом мне придется смириться. Я не обещал.
— Эту часть разговора я, кажется, застала.
— Может быть, не помню, я был слишком взволнован. Еще он сказал одну очень важную вещь. Пифия ли ему это сказала, сам ли он способен заглянуть в будущее… — Климий вдруг рассеянно умолк.
— Говори же!
— А? Да-да. Дело в том, он сказал, что в будущих наших воплощениях, в двух или трех жизнях, не больше, я заполучу тебя. Так он
— И?..
— В двух или трех инкарнациях ты станешь моей. Но всегда — ненадолго. И сказал, что я так устану тебя терять, что наконец откажусь от тебя и в следующем же воплощении просто не узнаю — круг замкнется, отношения будут исчерпаны, — он глубоко вздохнул, будто их отношения уже исчерпались. — Сегодня я заранее знал, что ты мне ответишь, но о своей любви не сказать не мог. Не мог и всё. Хотя предчувствовал твой отказ — мою первую потерю. Также не могу умолчать о странном прорицании господина Джатанга-Нэчи: ты никогда не будешь со мной счастлива. Никогда. Как бы я ни старался.
— Почему? — парадоксальным образом Таллури стало обидно за Климия.
— Потому что нежность, забота и любовь Климия Отбанта — это, может быть, и прекрасно, но совершенно недостаточно для такой личности, как Таллури нид-Энгиус. Таллури необходимо все это, но нужно также и нечто иное, нечто большее.
— Больше, чем любовь и счастье?
— Больше, чем простые земные чувства. Он сказал, что ты — летящая, сновидящая, что ты — энергия-поток, энергия-море. Что с такими мужчинами, как я (он так сказал), ты превратишься в «не саму себя», зайдешь в тупик, заблудишься в лабиринте обыденности, пропадешь как личность.
— С кем же мне суждено счастье?
— Больше он не сказал ничего. Только предупредил меня, что если я не усмирю своих чувств… Впрочем, тут мы едва не подрались, и он легко убил бы меня на месте. Я видел, что он едва сдержался. Довольно об этом. Главное я тебе рассказал.
Конечно, Таллури до самого утра не сомкнула глаз. Климий, кажется, тоже не спал: она слышала, как он вздыхал и ворочался. На рассвете она все же впала в легкое забытье. Сквозь набегающие волны зыбкого сна ей мерещились странные звуки, плывущие из глубины леса, — то ли хрипы, то ли тяжелое дыхание, то ли треск ломаемых сучьев. Таллури, не просыпаясь, силилась «увидеть» это странное, но ничего не получалось.
Вздрогнув, проснулась, как от толчка в плечо: у входа в их шалаш безмолвно стоял человек — в плаще до земли и в надвинутом на самые глаза капюшоне. В ту же секунду проснулся и Климий:
— Кто вы?
— Лим, я знаю, — ответила за незнакомца Таллури. — Это монах Илг, помощник Энгиуса. Верно? — обратилась она к человеку в плаще.
Тот кивнул, затем шепотом, оглядываясь на лес, проговорил:
— Энгиус сказал: «Возвращайтесь. Встреча невозможна». Едва прозвучали последние слова, он отступил назад, почти мгновенно «растаяв» в предрассветном тумане.
— Э-э?.. — спохватился Климий. — Что случилось?
Из тумана приглушенно донеслось:
— Твари.
Климий обернулся к Таллури:
— Ты что — нибудь поняла?
— Поняла.
— Ты пойдешь туда?! — воскликнул Климий. — Ты с ума сошла! После такого предупреждения!
— Я не зову тебя с собой. Энгиус вполне мог остаться, он же ничего о себе не сообщил. И закрыт для телепатического общения. А я имею право на последнюю встречу. Пойду. А ты возвращайся.
— Я не отпущу тебя одну.
— Лим, мне одной даже легче будет пройти, я «закроюсь» от внимания живых существ, меня Энгиус научил.
— Может, и так, — пробормотал расстроенный Климий. — Я «закрываться» так и не научился. Что же делать мне?
— Возвращайся к Трассе. А лучше — в Университет. Я «позову», если что, договорились?
Они не упоминали о вчерашнем разговоре в это тревожное утро. Но Климий вдруг взял Таллури за руку, склонился и поцеловал ее в открытую ладонь, и Таллури поняла, что он не намерен забывать вчерашний вечер.
Быстро, пока Климий не передумал и не собрался идти с ней, Таллури ушла вверх по тропе.
До пещеры она добралась даже быстрее, чем предполагала. Отдышавшись, огляделась: пусто. «Просканировала» пещеру и всю площадку вокруг — пусто. Пусто было и на той части тропы, что неприметно уходила за площадку, дальше, на неведомый ей перевал.
Внутри пещеры всё было странно. Соломенный тюфяк сдвинут неаккуратно в сторону со своего обычного места, опрокинута большая чаша с водой, а огромная ветка, догоравшая, как видно, последней в костре, была явно оставлена без присмотра: обугленный конец не был придвинут к центру кострища, как Энгиус обычно делал, а выдавался далеко за его край. Всё говорило о том, что жилище было покинуто хозяином наспех, если не сказать — экстренно.
«Надо возвращаться, — устало подумала Таллури. — Энгиус сюда не вернется». Сознание ее было напряжено, она постоянно прислушивалась к окружающему пространству, продолжая «сканировать» его. Но все же некоторое время посидела в пещере своего опекуна, прощаясь с ней и заочно с ее хозяином. Нехотя встала, чтобы уйти.
И вдруг за спиной послышались странные звуки — то ли шуршание, то ли скрежет. Таллури стремительно оглянулась и оторопела: в темном углу пещеры, там, где бил родник, из-за груды камней выглядывали три змееподобные головы величиной с кулак взрослого мужчины, увенчанные шишкастыми наростами. Три пасти, полные мелких острых зубов, были приоткрыты и, явно голодные, истекали слюной.
«Звероящеры! — ошеломленно поняла Таллури. — Да как же это?! Я же «сканировала»! — и тут же догадалась: — Это детеныши зверей, подвергавшихся облучению и выживших, а значит, они могли приобрести исключительные защитные свойства!» Мутанты вполне могли обладать сверхчувствительностью и умением «прятаться» от сенситивных людей — новая форма приспособительных реакций.
Надо было срочно уходить. Убегать! Но она понимала: обнаружь она страх, эти твари тут же бросятся на нее. И она стала медленно отступать назад, к входу пещеры и дальше — по площадке, не поворачиваясь к ящерам спиной и «очертив» вокруг себя охранительное пространство. Это пока по— могало: то ли детеныши были глупы, то ли страх Таллури еще не превысил ее защитных сил. Шанс на спасение был.