Осень без любви
Шрифт:
Дня через два Николай все-таки не выдержал, позвонил на квартиру Лизы. Виты не было, как сказала ее сестра, ушла в кино. «Весело живет», — подумал он.
Лиза в заключение разговора назвала Николая распутным человеком и попросила больше не звонить, не беспокоить их семейство.
Николай решил потолковать с мужем Лизы, человеком степенным, тихим, правда, больно уж равнодушным до всего, попросить его урезонить свою благоверную, что называется, отбить ей охоту лезть в чужую семейную жизнь. Но Малышок, так звала своего мужа Лиза (двухметровому
Денька через два Николай вновь позвонил, надеясь услышать голос Виты, но опять напоролся на Лизу.
— Виолетты нет, она ушла в кино. Я уже вам, молодой человек, говорила, чтобы вы не беспокоили наше семейство, — тон у нее был такой, что позавидовала бы любая королева его холодности и непреклонности.
Николай хотел было по-простому, по-мужицки матюгнуть ее, но, услышав в трубку смех дочери, спросил:
— Она одна пошла?
— Может, и нет. Она женщина теперь молодая и свободная.
— А раньше что, старая была? Подведите к телефону дочку, я с ней поговорю, — попросил он, вежливо попросил, хотя все внутри полыхало синим пламенем: так бы…
— Ни в коем разе, — заверещала Лиза, будто ее просили подвести ребенка к прокаженному. — Дитя вас почти забыло, и его не стоит травмировать.
Николай бросил трубку с такой силой, чуть не разлетелся вдребезги весь аппарат. На душе стало так противно и больно, хоть криком кричи.
«Что ж это происходит? — думал, кипя, он. — Она в кино бегает, стала молодой свободной женщиной, забыла все прежнее и дочку от него отучила? Как, же можно так жить, чтобы все тут же забыть, все, что было хорошее между ними, их любовь?!»
Как удивительно и счастливо все начиналось!
В начале июля, в самую прекрасную пору на Чукотке, когда бывает тепло, когда тундра покрыта молодой, радующей глаз зеленью, когда в мире все растет, наполняется силой, множится, Николай вернулся из армии.
Первое время по утрам не спалось, то ли сказывалась трехлетняя привычка подниматься рано, то ли новая жизнь будоражила, взвинчивала его.
Тогда он еще не работал, — куда было спешить? — впереди целая жизнь. По утрам он брал удочку и уходил на берег моря. Клевало всегда плохо, но не в этом было дело.
Свинцово-серое море, заполнившее собой все пространство до горизонта, было бесконечно любимо им. На эти скалистые, безлесные берега он не приехал за заработком, или, как теперь поют в песнях, «за романтикой и туманом», — родился здесь. Этот берег был его родиной, такой же родиной, как у некоторых она есть на Алтае, Рязанщине, Украине, в Татарии, и о которой они тоскуют, живя на Севере. А он тосковал там, на материке, по этим бескрайним просторам, по серо-свинцовому морю, всегда беспокойному, полному мужественной суровости, по белым ночам, вкусу морошки, робкому хрусту первого снега, по особому климату взаимоотношений между людьми в их городке, по родителям, по страстному курлыканью журавлей в весенние брачные дни.
Родители
В тот день утром прошел небольшой дождь. Николай проснулся рано, умылся, выпил кофе, стал собираться на рыбалку. Отец хотел было пойти с ним, даже поднялся с постели и оделся, но потом вспомнил о каких-то неотложных делах по общественной линии (он был председателем городского совета наставников), махнул на рыбалку рукой.
Когда Николай шел с удочкой к причалу, где обычно горожане удили, то не знал еще о предстоящей встрече с девушкой, с которой впоследствии свяжет свою судьбу. Да разве о том, что ждет впереди, узнаешь?
Бетонированные улицы были влажными от дождя, пахло прибитой пылью. Было тихо, светило солнце, а сыроватый воздух пьянил свежестью и чистотой.
У причала — пологий песчаный берег. На удочку попадалась в основном корюшка — верткая небольшая рыбешка, пахнущая зимой свежими огурцами, реже сиги, а иногда ершистые бычки, которые шли в основном на приманку.
Несмотря на ранний час, на берегу собралось довольно много людей. В основном это были подростки. В каникулы ребятам, кроме рыбалки, некуда податься. Были и взрослые, даже милиционер в отутюженной форме стоял с удочкой. На него как-то непривычно было смотреть. Видно, вспомнилось человеку далекое детство, и он не утерпел.
Николай прошел по насыпи на затопленную баржу, которая, собственно, и являлась причалом, насадил на крючок кусочек колбасы, поплевал, как плюют заядлые рыбаки на червя, и забросил удочку в воду.
К причалу подходили катера, люди что-то грузили и, наоборот, что-то сгружали — шла обычная работа, которая не прекращается в навигацию на Севере круглые сутки. Шумно было, но рыба плохо клевала вовсе не поэтому: в море ей сытно жилось.
Николай сосредоточил свое внимание только на рыбной ловле и не обращал внимание на суетню.
Потом он почувствовал, что сзади на него кто-то пристально смотрит, так пристально, что по телу аж мурашки пробежали. Он оглянулся — неподалеку стояла девушка в белых туфельках, яркой желтой курточке, с большим чемоданом, рюкзаком и сумкой. Он не успел ее даже как следует рассмотреть, запомнилась только одежда.
— Помогите мне, — попросила девушка и как-то по-детски доверчиво улыбнулась.
Позже он понял, что именно эта улыбка, что называется, покорила его. И вообще после этого он пришел к выводу, что женщины «берут» мужчин не нежностью, не беспомощностью, как принято считать, и даже не красотой, а вот этой доверчивой, полузагадочной улыбкой, которая как бы призывает к чему-то.
— Вы знаете, где находится улица Гагарина? — спросила девушка.
— Я здесь родился.
— Тогда конечно. Они меня завтра ждут, а я явлюсь сегодня, как снег на голову.