Осень для ангела
Шрифт:
— Помер и ожил, что в этом странного?
— Ниче себе, да ты Копперфилд в натуре, братан. Слышь, — тотчас обратился он к Смерти, раздраженно постукивающей пальцами по столу, — а с каждым так можно? Раз туда, раз обратно.
— Не с каждым! Тебе не кажется…
— А чо надо, чтобы можно стало? — бесцеремонно прервал браток саму Смерть.
— У тебя этого нет! — ответила та, теряя остатки терпения.
— Нету, значит купим! Да ты не боись, Вован за базар отвечает. Порожняк не гоним, нужно рыжье, сделаем. Хотите зелени,
— Совесть нужна и душа безгрешная, касатик! — глядя, как на инвалида, с сожалением в голосе произнесла Смерть.
— Да ты гонишь, отродясь это не требовалось.
— Мое терпение кончается!
— Погодь, имею право на один звонок!
— Ты не в тюрьме, окстись, какой звонок?
— Во, не в тюрьме, а позвонить не дают, хуже тюрьмы получается!
— Хорошо! Один звонок! Одна минута! Потом я тебя…
— Понял, время пошло!
Он выхватил из внутреннего кармана пиджака мобильный телефон и мигом набрал номер.
— Алле, я от Кефирыча! Ага… ну да… в натуре… мне это… срочно нужно обратно откинуться. Сказали, что можно… Кто сказал? А ты лишних вопросов не задавай, понял? Проверенные люди сказали. Сделаешь? Что значит сколько? Как обычно, церковку поставим, епархии отвалим. Во-о-о-т, так то лучше. Ну, я жду, в натуре, давай работай!
— Ты с кем это разговаривал, шустрик?
— У каждого свои секреты, меньше знаешь, глубже спишь, гы-гы-гы!
— Ты у меня сейчас уснешь, глубоко-о-о уснешь, гаденыш! Мигом колись, кому звонил, что за знакомства в канцелярии? Да я тебя…
«Дзинь-динь-дон-н-н-н» — проплыл над поляной малиновый звон маленьких колоколов.
— Алле, слушаю! — теперь уже Смерть вытянула мобильный телефон. — Что-о-о? Да как вы смеете мне приказывать? Что значит спонсоры? С кем я разговарива…
«Динь-динь-динь» — зазвучала в трубке мелодия отбоя. Смерть, чертыхаясь и плюясь, торопливо застучала по клавишам телефона.
— Алло, шефа мне дай! — грубо рявкнула она в трубку. — Обычным тоном прошу! Могу грубо попросить! Хочешь? Быстро, я сказала!
— Гавриил Степанович, что же это деется? Мне только что позвонили из небесной канцелярии и буквально в приказном порядке… Что значит с вашего разрешения? Что значит в порядке исключения? Это приказ? Ах так, тогда попрошу в письменном виде!
В воздухе взорвалось дымное облачко, и с негромким хлопком перед Смертью развернулся лист бумаги. На нем красными, горящими огнем буквами светились слова: «Вышней волею приказываю выполнить реинкарнацию раба божьего Владимира Савельевича Тараканова в любое подходящее тело. Тело обеспечивает заказчик. Об исполнении доложить! Подпись: Архангел Гавриил. Печать. Дата.»
Смерть пожевала сухими губами, сунула руку за пазуху, выудила откуда-то огромное гусинное перо, плюнула на кончик и старательно вывела внизу листочка: «Приказ о реинкарнации выполнять отказываюсь.
Свиток скрутился и растворился в воздухе. Через мгновение затрезвонил телефон Смерти.
— Слушаю, Гаврила Степанович!
— Ты исполнять приказы должна, а не слушать! — сердито забасил голос в трубке.
— Не нравится, Гаврила Степанович, увольняйте! — медовым голоском пропела Смерть. — Желающих на мое место мильон, проблем с вакансией не будет.
— А ты не болтай лишнего, договоришься тут… возьму и уволю, ты меня самодура знаешь!
— Ваша воля, Гаврила Степанович, — смиренно, как монашка перед батюшкой пропела Смерть.
— А раз моя воля, так сполняй приказ и точка!
— Приказ исполнять не буду, субъект недостоин реинкарнации, не по Сеньке шапка! — отрезала Смерть.
— Да кто ты такая, чтобы решать за архангелов, кому можно, а кому нельзя? Возгордилась, головокружение от большого стажа, уважение потеряла к господу богу?
— А вы, Гаврила Степанович, бога в свои делишки не путайте. Могу об залог биться, что ему сие неведомо!
— Ой, Маргарита, язычок твой дерзкий давно пора той косой подрезать. Не нужен тебе язык, лишнее болтает.
— Я же не говорю, Гаврила Степанович, что вам давно пора подрезать по причине бездействия…
— Маргарита-а-а-а!
— Эй, начальник, ты ее не слушай! Вован сказал, не батон крошил, базар не пустой, записано — сделано. Если баба упирается, давай другую!
— Это кто? — голос в трубке звучал брезгливо и раздраженно. — Убери лишних подале, неча им в служебные разговоры встревать.
— А это, Гаврила Степанович, не посторонние, это как раз заказчик, любезный вашему сердцу, и есть, — съязвила Смерть.
— Этот? — в голосе архангела мелькнула растерянность.
— Он самый, бандит, вор, убивец, весь цепями увешан золотыми. Ему в геенне огненной гореть, а вы ему жизнь в подарок кидаете!
— Сказали уважаемый человек, нужно помочь… — неожиданно стал оправдываться архангел.
— Без базара уважаемый, меня весь центральный район знает, каждая собака Вована уважает. Потому что за неуважение сразу по хлебальнику… упс, в смысле, внушение пацаны сделают. У нас без уважения нельзя, работа такая… специфическая.
— Рот закрой, твоего мнения тут не спрашивают! — сухо щелкнули пальцы Смерти и у Вована, словно звук выключили.
Губы двигаются, рот разевается, а слышимость ноль. Вот бы так в жизни, с легкой завистью подумал Иван Васильевич, щелк и нету лишнего шума.
— Типа вы, Гаврила Степанович, сами кандидата не видели, достоинств его не разбирали на комиссии, подмахнули не глядя, что подсунули.
— Я бы попросил без намеков…
— Какие уж тут намеки, Гаврила Степанович? В запарке, бывает, и не то сделаешь, — сочувственно посетовала она елейным голоском.