Осень
Шрифт:
– Не зря, - поправляла мать (она была библиотекаршей и постоянно поправляла отца).
– Не зря. И вообще, Ульяна, брось бузотерить.
– Бузотерить, это что? Бороться за справедливость - бузотерить, по-твоему?
Мать Ульяны, человек, может быть, лишку осторожный, более всего опасалась критической болтовни, на которую современные ребята так падки. Фрондеры! Наболтают по глупости лишнего, а виноваты отцы. Им, деткам, что! Они несовершеннолетние, их недовоспитали, за них семья да школа в ответе. Чепуха! И не детки уже, до
Такие истины осторожная Ульянина мать частенько ей проповедовала, на что Ульяна обычно насмешливой скороговоркой отвечала:
– Мамочка, учусь, учусь соображать!
Отец не донимал ее наставлениями. Он вел разговоры всерьез.
– О справедливости спрашиваешь? Скажу. Твое имя Ульяна. Примеривайся, как поступила бы о н а в наши мирные дни.
– В наши мирные дни сложных ситуаций не бывает?
– Случаются.
– Тогда как?
– А голова и сердце зачем у тебя?
Таким был отец. Ульяна не знала, какой он на работе, с посторонними людьми, рабочими и начальством. Дома он был молодцом. Маму Ульяна тоже любила, но ее осторожность и благоразумные речи вызывали в ней желание сопротивляться и спорить. Если бы не отец, спорам не было бы конца. Отец в некоторых отношениях был строг, даже суров, слово его было законом:
– Матери не прекословить.
Ульяна старалась не прекословить.
– Значит, папа, будем действовать, как стала бы о н а. А ты даже не спросишь, в чем дело.
– Захочешь, сама скажешь.
– Скажу. Только после. Когда разберемся.
Итак, после уроков, забежав на полчаса домой пообедать, ученики девятого "А" (больше девочки) отправились к Ольге Денисовне. Возглавлять депутацию должна была староста класса Мила Голубкина, но в последний момент отказалась.
– Если бы официально, по решению комитета или учкома, а так, от себя... Я староста все-таки...
Ульяна махнула рукой:
– Иди, зубрила, зубри.
– И уйду, если меня оскорбляют.
И ушла. Зашагала, неся в правой руке туго набитый портфель, размахивая левой, как солдат, что говорило о твердом и энергичном характере старосты класса.
– Я не с ней. Сам по себе.
– И Пряничкин тоже ушел.
– Примерная и отрицатель сомкнулись. Единый фронт!
– крикнула Ульяна вдогонку.
– У тебя жутко выразительные глаза, когда сердишься. Чаще сердись, сказал Женька.
– Испытанный остряк девятого "А", хоть бы раз сочинил остроумное, отрезала Ульяна.
Она разбушевалась сегодня. Или нервничала перед встречей с Ольгой Денисовной.
– Ребята! Девочки! Не хныкать. Не жалеть.
Хныкать и жалеть не пришлось, они не застали Ольгу Денисовну дома.
Дверь отворила соседка с компрессом на раздутой щеке, и - вот чудеса-то!
– девочки узнали продавщицу галантерейного отдела универмага Нину Трифоновну.
– Здрасте! Здрасте!
– затрещали девочки.
– Оказывается,
Они с любопытством разглядывали заставленную шкафами темную прихожую коммунальной квартиры, высокие двери и лепку на закопченном потолке старинного дома.
– Нина Трифоновна, а капроновые чулки в сетку к вам скоро поступят? осмелела одна.
– А импортные сумочки?
– подхватила другая.
– А...
– Ну и нахалки! В дом к больному врываются, цельную ночь от флюса глаз не сомкнула, а они про чулки, не терпится. Вы за кого меня принимаете? Что я - спекулянтка, домой товары таскать?
Но Нина Трифоновна не успела выпустить на нахальных девчонок пулеметную очередь. Ульяна опередила ее, вежливо объяснив, из какой они школы и что их сюда привело. И Нина Трифоновна оставила в стороне чулки и импортные сумочки и обрушилась на нахальных девчонок по другому уже поводу.
– Заявились! Где ваша совесть? Нет Ольги Денисовны, нет и не будет. Кто из школы придет, велела сказывать всем, что уехала. Видеть никого не желает. Опостылели вы ей. Ни жалости к старому человеку, ни уважения. Э-эх, вы! А еще ученики.
К ее удивлению, ученики не стали защищаться, переглянулись, помялись, а одна, с темно-серыми, как-то особо приметными глазами под черными шнурами бровей, видно, заводила у них, вежливо сказала:
– Мы поняли. Пожалуйста, передайте Ольге Денисовне привет от девятого "А". Пока. Ребята, пошли.
Ребята, вернее, девчата (из ребят в этой компании был один Женька Петухов, за которым давно замечено, что от Ульяны ни на шаг) хором повторили:
– Пока!
И ушли.
– А-аах!
– ахнула вслед им Нина Трифоновна.
– Вот так бездушные! Какую себе смену растим, ай-ай, Ольга Денисовна, кого воспитали! Каменные. Напрямик скажу, бессердечных, Ольга Денисовна, вырастили.
Так она решила, но тотчас передумала: "Нет, навру, что, мол, плачут, жалеют. Для утешения навру".
Между тем девятиклассницы плюс Женя Петухов довольно долго прохаживались по бульварам, всесторонне обсуждая происшедшее, и единогласно пришли к заключению:
– Ольгу Денисовну вытурили.
Вытурили. Открытие произвело на всех удручающее впечатление. Обсуждение прервалось, прохаживались молча.
– Ребята! "Честное комсомольское" помните?
– спустя какое-то время спросила Ульяна Оленина.
Повесть "Честное комсомольское" они читали и обсуждали на литературном кружке, не подозревая, как скоро совпадут судьбы героя книги - учителя и реально существующей рядом с ними Ольги Денисовны. Тот был тоже хорошим учителем, того тоже вытурили, но там было к чему прицепиться - учитель глухой. А наша Ольга Денисовна? Нашу за что?
– Что будем делать?
– Действовать, - лаконично решила Ульяна.
– Точно по книге?
– спросил Женька Петухов. И сам ответил: - Точно. Чем докажем воздействие книги на жизнь.