Осенний лист или зачем бомжу деньги
Шрифт:
Возбужден. Ерунду всякую талдычит. Видать сильно контузило. Эдик ему какую-то свою дрянь ввел, тот немного успокоился. Пойдем, Георгий
Иванович. А трупами Эдик займется.
Смоленцев пропустил вперед судмедэксперта.
Мому взглянул на тела.
– Да мне, собственно…, - он на всякий случай прикоснулся рукой к шейной артерии тела Сидорова и убедившись, что пульса нет, сказал: -
Мне тут делать нечего. Картина ясная. Вызову санитаров, пусть их прямо в прозекторскую везут. А завтра все доскональненько…
–
– Тебе, Эдик лучше знать, что с ними делать. Пошли, Гоша. Мертвецы нас простят, а дело не ждет.
А простят ли, подумал Гоша, бросив последний взгляд на тело мертвого товарища? Не явятся ли с того света спросить: а как ты, скотина, жил после того, как предал? Не мучила ли тебя совесть? Не снились ли кошмары? Обрел ли ты счастье, получив новые погоны на плечи и новое кресло под жопу?
Гоша посмотрел вслед удаляющимся Смоленцеву и Байкалову, потом повернулся к Эдгару Яновичу и зачем-то сказал:
– Я его знал.
Мому понял о ком он. Пристально посмотрел на Мотовило.
– Он был твоим другом?
Гоша отрицательно покачал головой.
– Нет. Не успел им стать. Но мы с ним…
– Чтож? Бывает. Соболезную.
Когда Мотовило подошел к своим, там уже вовсю распоряжался Смоленцев.
– Этих в отделение, - говорил он Свечкину и Куканову, указывая на охранников Самсонова, стоящих в сторонке и покорно ожидающих своей участи.
Мотовило поглядел на охранников с интересом, но без участия.
Крепкие ребята. Стоят, курят, изредка переговариваются. Внешне - совершенно спокойны, видать не впервой в такую переделку попадать.
Знают, что ничего страшного с ними не произойдет. Сейчас отвезут в отделение и до утра определят в 'обезьянник'. А утром слегка прессанут, выбивая нужные показания. Выбьют и отпустят. Ребята вернутся на свою малую родину и там быстро найдут себе нового хозяина. И будут его охранять, пока и того не грохнет какой-нибудь
Пархом. И тогда их снова посадят в 'обезьянник' и они снова будут давать нужные следствию показания. А что делать? Каждый, считал
Мотовило, в своей жизни должен съесть определенную порцию дерьма, нажраться им до отрыжки, до состояния полной сытости. Иначе нельзя, иначе - это сказка, а не реальная жизнь.
– А господина Любимова заберет с собой Михаил Артурович, - продолжал подполковник.
– Увозите свидетеля, Михаил Артурович. Он ваш.
Увидев Мотовило, Смоленцев подошел к майору и, приобняв за плечи, заговорщицким тоном сказал:
– Тут интересная версия наклевывается. Петровский твой, молодец парень! Грамотно с контуженым секретарем побеседовал и тот рассказал, что у Самсонова в момент его гибели был гость. И ты знаешь кто?
– Пока не знаю.
– Сидоров. Его зять.
– Чей зять?
– включил 'дурака'
– Зять Самсонова.
– И что?
– Не догоняешь? Зять Самсонова! А Самсонов - отец Екатерины
Андреевны Сидоровой.
– Той, что в октябре на даче сгорела со своим любовником?
– Той самой. А Сидоров, если мне не изменяет память у нас без вести пропавшим числится?
Гоша кивнул.
– А, ну да. Ты же его поисками занимался.
– Давно это было.
Смоленцев пожал плечами:
– Пропал давно, а теперь вот нашелся.
– Кто нашелся? Сидоров?
– Ну да. Второй труп - труп Сидорова, самсоновского зятя. И охранники отрицать не будут, что в момент взрыва в апартаментах был
Сидоров.
– И в чем заключается версия?
– Самсонов - олигарх, бабла немерено. Сидоров пришел и попросил тестя поделиться. Самсонов послал его куда подальше, Сидоров стал угрожать. Гранатой, или бомбой самодельной, баллистики придумают чем. Бабах…!
– Он что, камикадзе? Сидоров?
– Случайный взрыв. Сам погиб и тестя своего угробил…Кстати, и смерть Екатерины Сидоровой тоже на покойника списать можно. Сначала вымогатель к ней пришел, но та баба упертая. Убил в порыве внезапно вспыхнувшей ненависти, а дачу сжег, чтобы никаких следов не осталось. А как узнал, что тесть приехал у дочери на могилке побывать, добыл где-то бомбу и решил папашу тряхануть. Вот и тряханул. Версия - конфетка. Екатерина Сидорова мертва, папаша ее мертв, убийца Сидоров мертв. Дело в один день закрыть можно.
Прокуратура против не будет. Хотя…то дело о пожаре в Шугаевке уже закрыто, лучше их и не связывать. Меньше писанины.
Гоша презрительно посмотрел на сияющего подполковника Смоленцева и подумал: 'Зря ты эту версию предложил, гондон штопаный. Ох, зря!
Если у меня и были какие-то сомнения по поводу того, как поступить, то теперь я твердо решил - не пойду против совести. Хрен вам всем в дышло! Предавать грешно и… подло. А предавать память товарища просто недопустимо'.
– Ну что?
– Смоленцеву так понравилась новая версия, что он не заметил презрительного взгляда майора.
– Все ясно. Я поеду с
Байкаловым в прокуратуру. По горячим следам, так сказать, пока он не очухался допросим этого секретаришку…Да и тебе здесь вроде делать больше нечего. Давай в управу.
– Я, Савелий Степанович, задержусь ненадолго, надо еще с администрацией пообщаться. Да так, с постояльцами, случайных свидетелей поищу - вдруг кому-то померещилось, что по гостинице из гранатомета палили. Нам же такие лжесвидетели ни к чему?
– Ты прав, майор. Пообщайся, поищи… Ну, бывай. Я на связи.
Смоленцев ушел к ожидавшей его прокурорской 'Волге', а Мотовило подозвал к себе скучающего Петровского.