Осенний призрак
Шрифт:
— И кто же распускает эти слухи?
Взгляд Акселя Фогельшё озаряется внезапной злобой, которую он тут же берет под контроль. «Плохая идея утаивать то, что известно всем», — замечает про себя Малин.
— Этого я сказать не могу, — отвечает Харри на вопрос графа.
— Пустые сплетни, — продолжает Аксель. — То, что написано в «Коррен», — вздор. Мы продали замок, потому что пришло время, он уже сыграл свою роль нашего родового гнезда. Настала новая эпоха, и прежний стиль жизни отстал от времени. Фредрик работает в Эстгётабанке,
«Ты лжешь», — думает Малин и вдруг вспоминает недавний разговор с Туве. Ей становится не по себе оттого, что она так холодно говорила с дочерью, не смогла преодолеть себя и так и не сказала того, что действительно было нужно. Как ты могла, Форс? Как так можно?
— То есть все прошло спокойно? — переспрашивает она Фогельшё. — И никаких проблем?
Граф продолжает, не обращая внимания на ее вопрос:
— Я никогда не встречался с Петерссоном в связи с продажей Скугсо, этим делом занимались адвокаты. Но у меня сложилось впечатление, что он из тех нуворишей, которым непременно надо жить в замке. Вероятно, он и понятия не имел, сколько это требует усилий, даже если ты достаточно богат, чтобы нанимать рабочих.
— Сколько он заплатил?
— Этого я сказать не могу.
Аксель Фогельшё улыбается, и Малин пытается понять, передразнивает ли он Харри, повторяя его фразу.
— Не понимаю, какое значение может иметь эта сумма для вашего расследования?
Малин кивает. Если потребуется, размер суммы всегда можно будет установить.
— Вы переписали имущество на своего сына?
— Нет, владельцем замка оставался я.
— Должно быть, эта сделка далась вам нелегко? — спрашивает Малин. — Ведь в Скугсо столетиями жили ваши предки.
— Пришло время, инспектор Форс. Вот и все.
— А ваши дети? Они сильно переживали?
— Вовсе нет. Они всегда рады деньгам. Я пытался приучить их к замку, но у меня ничего не вышло.
— Приучить?
— Да, хотел, чтобы кто-нибудь из них занимался Скугсо. Но им это не интересно.
— Вам здесь хорошо? — интересуется Харри, оглядывая комнату.
— Да, вполне. Я переехал сюда после того, как продал поместье. Мне здесь настолько хорошо, что я предпочел бы, чтобы сейчас меня оставили в покое, если у вас больше нет ко мне вопросов.
— Какая у вас машина?
— У меня их две. Черный «Мерседес» и красная «Тойота».
— Пока все, — Харри поднимается. — Вы не знаете, где мы могли бы найти ваших детей?
— Полагаю, у вас есть их телефоны. Позвоните им. Я понятия не имею, где они могут быть.
В прихожей Малин обращает внимание на черные резиновые сапоги, испачканные мокрой, все еще не подсохшей землей.
— Вы были в лесу? — спрашивает она Акселя Фогельшё, провожающего их до дверей.
— Нет, внизу, в парке Общества садоводов. Там сейчас такая грязь…
Лишь
Он думает о тех указаниях, которые собирается дать. Все должно быть предельно ясно, чтобы дети поняли. «Беттина, — думает он, — я хотел бы, чтобы сейчас ты была здесь. Мы могли бы действовать вместе».
— Он живет в лучшем из миров, — задумчиво говорит Харри Мартинссон, направляясь к машине.
— Что ты сказал?
— Он живет или хочет жить в лучшем из миров.
— Во всяком случае, насчет продажи замка граф соврал. Интересно, зачем? Кажется, всем известно, что их семья обанкротилась. Это было даже в «Коррен».
Харри кивает.
— Ты видела, как он сжал кулаки, когда его спросили о продаже? Похоже, он едва сдерживал ярость.
— Я заметила, — отвечает Малин, открывая дверцу пассажирского сиденья, и вспоминает, что гнев Акселя Фогельшё показался ей напускным, ненастоящим. «Зачем?» — спрашивает она себя.
— Будем копать дальше, — говорит Мартинссон и смотрит на Малин; кажется, его напарница засыпает на ходу, вот-вот свалится с ног или закричит, что ей необходимо выпить.
Нужно поговорить со Свеном. Она опускается на сиденье.
— Мы можем надеяться, что Экенберг и Юхан именно этим сейчас и занимаются, копают дальше.
— А Карим вволю наслаждается вспышками фотокамер, — добавляет Харри.
17
Карим Акбар впитывает в себя вспышки фотокамер и напрягает мозги, отбиваясь от агрессивных репортеров.
— Да, он убит. Ударом тупого предмета по затылку. И, судя по всему, есть и ножевые раны.
— Нет, у нас нет орудия убийства. И ножа.
— Мы только что искали во рву, — лжет он. — Водолазы уже закончили.
— Вероятно, мы осушим его. Может быть, воды в нем уже нет.
Вся эта игра не более чем глупость, журналисты легко могут все проверить. Но Карим не сдерживает себя, он хочет показать гиенам, кто в доме хозяин.
— Сейчас мы никого не подозреваем. Мы стараемся быть объективными.
Перед ним несколько седоволосых типов, в основном неряшливого, как полагается журналистам, вида.
Даниэль Хёгфельдт — исключение. Стильная кожаная куртка, тщательно выглаженная черная рубашка.
Карим умеет отвечать на вопросы, думая при этом о чем-нибудь своем. Он уже не раз делал это.
Не пора ли заканчивать?
Включился автопилот, и все превратилось в игру. И шеф городской полиции представляет себе, что он — вымуштрованный пресс-секретарь Белого дома, тычет пальцем в журналистов, уклончиво отвечая на их вопросы, а сам в это время прокручивает в голове свой распорядок дня.