Осенний призрак
Шрифт:
— Собственно говоря, на месте преступления криминалисты нашли не так много, — подводит итог Малин. — Однако не стоит забывать, как это все выглядело: Фредрик лежал в семейной усыпальнице, будто жертва. Что бы это значило? Не связано ли это с каким-нибудь древнескандинавским обычаем восстановления семейной чести?
— Поэтому сосредоточимся на живых Фогельшё, — подхватывает Карим.
— А что, если кто-то намеренно направляет наше внимание в эту сторону? — спрашивает Малин, снова внося в обсуждение нотку сомнения, которое она чувствовала еще в часовне.
— Ты имеешь в виду, чтобы отвести внимание от себя? — уточняет Харри.
— Вряд ли, —
— Его отец, — отвечает Юхан.
— Но он уже стар и вряд ли способен организовать такое дело, — говорит Малин.
— Кому еще был настолько дорог Петерссон? — спрашивает Свен.
— Никому, насколько нам известно, — отвечает Харри.
— Я думаю, он был дорог Катарине Фогельшё, — говорит Малин.
Полицейские в комнате замолкают и выжидательно смотрят на Форс.
Она разводит руками.
— Дайте мне собраться с мыслями, ладно? Я всего лишь пытаюсь выйти из этого чертового круга, по которому мы все время ходим.
— Факты, Форс, — наставляет ее Карим. — У нас нет времени обсуждать твои домыслы.
Малин переводит взгляд на доску с записями Свена. Пытается навести порядок в мыслях, однако что-то очень важное в расследовании постоянно ускользает от нее. В голове — мешанина из фактов, событий, предчувствий.
— Ни один из них не заслужил титула Мистер Популярность, — говорит Харри. — Фогельшё — транжира и неудачник, Петерссон — маленький поросенок, которому удалось вырасти в большую свинью.
Вы сидите в этой тоскливой комнате и пытаетесь докопаться до правды.
Это я-то большая свинья?
Может быть, одно время я и был ею, если вы имеете в виду мою беспринципность в делах.
Но почему я стал таким, как вы думаете? Чем я так напугал своих коллег, что они вышвырнули меня на улицу, несмотря на то что я приносил компании денег больше, чем кто-либо другой? За что они так не любили меня?
Того одинокого адвоката, что стоял тогда в своем кабинете в доме на Кюнгсгатан, возле площади Стюреплан, подставляя лицо ласковому ветерку из только что установленного кондиционера. Он всегда смотрел только вперед. Или почти всегда.
53
Стокгольм, 1997 год и далее
Холодный ветерок приятно ласкает щеки Йерри. Внизу, по другую сторону до блеска вымытого окна, петляет улица Кюнгсгатан в лучах августовского солнца, вливаясь в площадь Стюреплан. В саду Хюмлегорден неутомимо работают красные газонокосилки. Точно такие же снятся ему по ночам. Они гонятся за ним, наезжая на пятки, не дают ему остановиться, но Йерри знает, что когда-нибудь должен будет повернуться к ним лицом и оказать сопротивление.
Он прибыл сюда, чтобы зарабатывать деньги, — во всяком случае, так привык он считать. А может быть, ему просто нравится бар на площади Стюрефорс? Он точно не знает и не хочет ломать над этим голову.
Еще не распакованы коробки с вещами, а ему уже позвонил первый клиент его адвокатской конторы. Нужна помощь в создании фонда в Лихтенштейне. Он обводит взглядом свою комнату. Пустые углы, голые стены, везде чистота. Диван в углу накрыт
Йерри предоставляется возможность заново обустроить свой мир.
Клиенты приходят и уходят. Внизу, на Кюнгсгатан, круглый год не иссякает поток людей и автомобилей. Молодой человек лет двадцати сидит напротив старшего коллеги и излагает ему свою идею, новую технологию, очень перспективную в условиях современной экономики.
Йерри забавляет этот юноша с его идеями. Он дает ему два миллиона на организацию нового предприятия, а через три года, после того как убили Анну Линд, [74] это предприятие выставляется на продажу. В результате состояние Йерри увеличивается на несколько сотен миллионов. Он покупает себе просторную квартиру в доме постройки рубежа XIX–XX веков возле отеля «Тегнерлунден» и увлекается искусством. Йерри давно уже имеет средства, чтобы приобретать картины, но руки до этого доходят только сейчас.
74
Анна Линд — шведский политик, министр иностранных дел с 1998-го по 2003 г. от социал-демократической партии. Убита в 2003 году сербским иммигрантом Михайло Михайловичем.
Этот балкон с перилами и видом на парк — словно призрак его прошлой жизни. Йерри вспоминает, как когда-то балансировал на таком; ласточки, как и сейчас, летали совсем близко, а тени их скользили далеко внизу.
Иногда он узнает ее черты в других женщинах. Ее волосы, движения, аромат духов из НК [75] по субботам. Он начал новую жизнь и нашел в себе силы больше не встречаться с ней. Он надеялся, что с годами все пройдет, но ничего не меняется.
Йерри хочет заглушить память о ней, поэтому познал многих женщин: увешанных золотом дам бальзаковского возраста из ресторана «Стюрехов», русских шлюх из района Бандхаген, множество случайных партнерш по сексу, появляющихся у него повсюду. Тело к телу, быстро и жестко; он помнит только руки, вцепившиеся в спинку кровати.
75
НК, «Нордиска Компаниет» — сеть магазинов в Швеции.
Иногда ему кажется, что она одна из них. Он видит перед собой ее лицо, хотя плохо представляет себе, как она сейчас выглядит: время все больше размывает в памяти ее черты.
Как-то раз ему позвонил знакомый агент по недвижимости, помогавший ему купить квартиру возле «Тегнерлунден». Он сообщил, что к юго-западу от Линчёпинга выставлен на продажу какой-то замок. «Ты еще не был там? Я подумал, что тебя это может заинтересовать».
И Йерри снова погрузился в воспоминания.
Они нахлынули на него неожиданно, словно давно подстерегали.
Он вспоминал все комнаты, все квартиры, когда-либо принадлежавшие ему, все холодные руки, когда-либо его ласкавшие. Теперь он понял, что все это время шел только к этому замку. «Я поеду туда», — ответил Йерри. Даже если там холодно и сыро дождливыми осенними ночами, он должен жить там.
54
Аксель Фогельшё достает фотоальбом из старого дубового шкафа в столовой, садится в свое кожаное кресло и начинает листать страницы, заполненные прозрачными пластиковыми кармашками с черно-белыми снимками.