Осенний разговор

Таск Сергей Эмильевич

Глава 2

Поднимись ветер с севера и принесись с юга,

повей на сад мой, и польются ароматы его!

Песнъ песней: 4,16

Зима минула. Кончились дожди.

Прошла вдруг у смоковницы сонливость.

На небе солнце медлит – погляди,

в движениях сквозит неторопливость.

Что яблоня в кругу лесных сестер,

то милая моя среди подружек.

Цветы сбегают вниз по склонам гор.

Встань, голубица, и спускайся, ну же!

– Его все нет… Дай силы мне, вино…

О, как я от любви изнемогаю…

Вот милого шаги… он ждет давно…

Остаться дома, выйти ли – не знаю.

Там

яства ждут, вино горит, как кровь,

и знамя надо мной – его любовь!

Глава 3

Песнь моя о Царе…

Псалтирь: 44, 2

Искала ночью темной я на ложе

того, который мне всего дороже;

по городу, по улицам прошла,

на площадях искала – не нашла.

Куда же он ушел, не знали даже

начальники из предрассветной стражи.

Ах, где он, где, скажите не тая,

которого так ждет душа моя?

Вот одр его: блестят златые грани,

седалище из пурпуровой ткани,

стоит полсотни сильных вкруг одра,

разящий меч привешен у бедра.

Молю, ни звука, не тревожьте сон —

возлюбленный мой спит, царь Соломон!

Глава 4

И проходил Я мимо тебя и увидел тебя,

и вот, это было время твое, время любви.

Иезекииль: 16,8

На дивный лоб не положить ладонь,

волос не распустить, густых и длинных,

очей твоих не видеть голубиных,

губ не коснуться, жарких как огонь,

груди твоей, где серны – два сосца,

точеной шеи, что как столп Давидов, —

и часа не смогу, тоски не выдав,

тоски, давящей с тяжестью свинца.

Мед с молоком под языком твоим,

осанкою поспорить можешь с ланью,

струящихся одежд благоуханье

дурманит как курений сладкий дым.

Все время хмелем голова полна —

любовь твоя пьянит сильней вина.

Глава 5

Чем возлюбленный твой лучше других,

что ты так заклинаешь нас?

Песнь песней: 5, 9

Заснула я, а сердце сна лишилось.

Оно ли так стучит иль в двери стук?

Возлюбленный зовет… Ах нет, приснилось!

Мучителен неведенья недуг.

Сейчас бы спать в объятиях твоих,

приди, я от любви изнемогаю,

я скинула хитон и жду нагая,

и мирра с пальцев капает моих.

…Так это он был! Ждал и не дождался.

О, где теперь мне милого искать?

Здесь не был он? А вам он не встречался?

Не медли, Суламифь; бежать, бежать…

Скажи ему, коль встретишь, заклинаю,

что я в любовном пламени сгораю.

Глава 6

И дам им одно сердце и один путь.

Иеремия: 32, 39

Перед рассветом теплая гроза

в большом корыте выкупала землю.

Сад безмятежно спал, грозе не внемля,

на лепестках испариной – роса.

Пошла я виноградники стеречь,

как вдруг нежданно с милым повстречались.

Весь день мы с ним любились, миловались,

стремясь друг дружку ласками развлечь.

Небес крахмальных нам голубизна

не раз сквозь сень деревьев улыбнулась,

а только мне немножечко взгрустнулось:

ушел мой милый, я опять одна.

Легко ли виноградники стеречь!

Но свой еще труднее уберечь.

Глава 7

Вся ты прекрасна, возлюбленная моя,

и пятна нет на тебе.

Песнь песней: 4, 7

Повремени, прекрасная девица,

и дай нам на тебя полюбоваться

сейчас, когда

ты сбросила одежды

и к милому торопишься, нагая!

Округлость бедр твоих как ожерелье,

живот – источник, лечащий от жажды,

сокрыто чрево ворохом пшеницы,

сосцы твои раскрылись, как бутоны,

залились нежно-розовым румянцем,

глаза, как Евсевонские озерки,

и гибок стан, как молодая пальма,

а груди, словно кисти винограда.

Подумал я: взобрался бы на пальму

и пил там виноград кровоточащий!

Глава 8

Сие заповедаю вам, да любите друг друга.

Иоанн: 15,17

Расплавь меня на сердце, как печать,

надень, как перстень, на руку твою.

Любви и перед смертью устоять,

а ревность с адским пламенем сравню.

Водой не потушить огонь любви

и не залить его и сотне рек,

богатства за любовь давать свои

способен лишь презренный человек.

…Нам ложе – зелень. Ненаглядный мой,

отдав все силы в сладостной войне,

уснул. Одна рука – под головой,

другой меня ласкает в полусне.

Здесь спит сама любовь… шуметь не будем…

она ведь спит так чутко – вдруг разбудим.

Поэт

Б. Пастернаку

Над городом в рассветном дыме

стоит, заметное едва,

твое магическое имя,

как Валтасаровы слова.

И, огорошенная сходу,

читает, заворожена,

подвластная тебе природа

таинственные письмена.

Уже она близка к разгадке,

уже понятней будет впредь,

чего ей ждать, в каком порядке

сиротствовать и зеленеть,

и почему для человека,

в час этот спящего пока,

она была и будет Меккой

на все грядущие века.

А ты, душа, живи, шаманствуй

в кругу заговоренных звезд,

покуда время и пространство,

как вдовы, ходят на погост.

Нет у стихов имен и отчеств,

и чтоб их как-то различать,

на лучших воском одиночеств

оплавилась судьбы печать.

Песенка об Иосифе

Холод колючий бороду щипет.

Взгляд обреченный на родину бросив,

с грустью увозит в далекий Египет

Деву Марию с младенцем Иосиф.

Ослик щипет верблюжью колючку,

теплые ясли с тоской вспоминая.

Яхве ковчегом выберет тучку.

Да, на земле обстановка иная.

Перепись начал наместник Квириний,

требует стадо Господне учета.

Горе, коль кто-то нынче в пустыне,

ах, упасет ли пастырь его-то?

Старый Иосиф смотрит с тревогой:

как уберечь это пухлое чудо?

Сын примирил его с жизнью немного,

вот бы понять еще – взялся откуда…

Спит безмятежно младенец безгрешный.

Ослик библейский трусит колыбельно.

Все обойдется, и ждут их, конечно,

реки молочны и бреги кисельны.

Нос воротя от безрадостных видов,

на миражи глаза закрывая,

видит он мысленно город Давидов:

дом, палисадник, осина кривая.

И улыбается глупый Иосиф,

и забывает, что яд уже выпит,

И, на жену одеяло набросив,

шаг ускоряет в далекий Египет.

Безмолвие

Памяти Тамары Глытневой

Холсты становятся старше,

становятся жизни короче.

Чего тебе надобно, старче?

Ты все мудро устроил, Отче.

Купит твой сад вишневый

размером тридцать на тридцать

меценат из Айовы

или римский патриций.

Хватит на хлеб с маслом,

а если не ешь хлеба,

искусство неси в массы,

по праву слывя «левым».

Если ж немеют пальцы

и вкус пропадает к цвету,

то можно не просыпаться —

свободу дают по рецепту.

Всем прочим нужна поблажка

в виде рамки на прежнем месте.

Подоконник. Прозрачная чашка.

И вечность в подтексте.