Осенняя молния

Даркевич Марина

— «Быть богатым — это здорово. Это позволяет людям быть настоящими говнюками, как им предназначено природой», — процитировал Иванов еще какой-то фильм. А Иванов-то — сам парень довольно циничный, подумала Точилова.

— Грубо, конечно, но со своей колокольни суть ты уловил, — сказала ему учительница.

— Ольга Викторовна, а как быть с профессиональным цинизмом? — спросила Чалдонова. — Я имею в виду врачей и учителей.

— Вопрос непростой, — проговорила Ольга. — Я бы назвала это несколько

иначе. Хороший, настоящий врач может поставить психологическую защиту — про маски я уже говорила. Циничный же врач — это плохой врач. Слышали, наверное, про так называемое «моральное выгорание»?.. Слышали, знаете. «Выгоревший» врач — это человек циничный. Ему, по сути, наплевать на пациентов.

— А как все-таки насчет учителей? — вновь подал голос Иванов.

— Насчет корпоративной этики знаешь что-нибудь? — спросила Ольга. — Знаешь, конечно. Поэтому без подробностей. «Моральное выгорание» возможно в любой профессии. Одно скажу: если вдруг «выгорю» я, то просто уйду с этой работы. Не стану никому мозг выносить.

…Классный час давно перестал быть таковым, перейдя даже установленные рамки времени. И только вмешательство Валентины Музгаловой прервало буйно разгоревшуюся дискуссию.

— Ольга Викторовна, — сказала завуч, входя в класс. — Я только что слышала звонок к седьмому уроку. Прошу вас отпустить учащихся. Если вы что-то не успели, отложите до следующего классного часа.

— Конечно, Валентина Васильевна, — согласилась Ольга. — Мы заканчиваем.

— Хорошо, — сказала Музгалова, покидая кабинет. Она никак не могла понять, что сегодня не так с Точиловой. Вроде все как обычно, но… при этом в ней словно появилось что-то новое. Странное и вызывающее.

— Все, ребята, действительно пора расходиться, — провозгласила Ольга.

Одиннадцатиклассники собирались медленно и неохотно — едва ли не впервые по окончанию классного часа, когда все пытались вырваться в коридор, не дожидаясь звонка с шестого урока. Ольга смотрела на своих учеников, которые сегодня стали для нее еще ближе, и вдруг что-то словно толкнуло ее, а глаза зажгло от надвигающихся слез.

— Ребята, — сказала она прерывающимся от волнения голосом. — Постойте. Одну минуту. Знаете, что… Я останусь. До конца учебного года. И выпущу вас. Мы окончим школу вместе.

…Завуч с неудовольствием слушала вопли, доносившиеся до нее со стороны кабинета русского языка. И только когда они наконец стихли (не сказать, что очень скоро), поняла, что ей показалось «не так» с Точиловой: она сегодня впервые увидела Ольгу Викторовну с распущенными волосами.

ДВАДЦАТЬ

Опечатанный гараж Сергея Кнехта таковым уже не являлся: какие-то бездельники сорвали наклейки, сделанные Климом Столетовым. Саша усмехнулся:

— И тебе действительно туда нужно? Что ты там хочешь увидеть?

— Открывай, — сухо сказала Ольга, тоже перейдя на «ты». — Разберемся.

Саша опять усмехнулся, вынул ключи, с лязгом вставил один из

них в верхнюю скважину. Ольга не ошиблась, полагая, что у этого проходимца сохраняются все ключи от перепродаваемых боксов, и что он может открыть ими любой. До тех пор, пока новый владелец не сменит замки, конечно. Но, в отличие от Саши, ей было не до смеха: электричество подвело в очередной раз. Не сработала ни эбонитовая палочка, ни даже хорошо заряженный конденсатор. Оставалось надеяться только на проверенные сильнодействующие средства.

Со скрипом отворилась металлическая дверь.

— Прошу, — Саша картинно изогнулся в полупоклоне, делая приглашающий жест.

— Только после тебя. Зажги свет.

Бондарев нехотя послушался. Он вошел внутрь, и через секунду в гараже вспыхнули лампы, освещая белую «тойоту», занимавшую почти всю площадь бокса. Ольга проскользнула следом. Терять время было нельзя.

— Ну, вот мы и здесь… — сказал Саша многозначительно.

— Сама вижу, — прошипела Ольга. Примерившись, она одним быстрым движением запрыгнула на багажник машины, надеясь, что не помнет поверхность крышки — на ее ногах были кроссовки с мягкой подошвой.

— Что ты делаешь? — с удивлением спросил Саша, глядя, как Ольга выкручивает лампочку, шипя от боли в пальцах — стеклянная колба уже успела нагреться. Два-три поворота, и в гараже стало чуть темнее.

— Бери скорее! — требовательно произнесла она, протягивая Саше извлеченную лампочку. Тот, по-прежнему ничего не понимая, принял ее, но тут же выругался и уронил на бетонный пол. С громким хлопком лампа разлетелась на множество осколков. Вскрикнула и Точилова после того, как ее указательный палец, засунутый в пустой патрон, получил приличный удар током.

— Что на тебя нашло? — спросил Саша, когда Ольга начала спускаться с багажника на пол.

(Странная женщина, конечно… Но какая красивая, просто с ума сойти. Чего она хочет? Зачем притащила меня сюда? После того, как я сглупил с ней в машине… Но как же мне быть? Ведь я хочу ее трахнуть. Как об этом сказать? Как уговорить? Что пообещать? Я ведь просто не знаю, как это делается…)

Бондарев шагнул к Ольге с явным намерением прижать ее к двери «тойоты». Ольга, вопреки ожидаемому, не начала обороняться, а словно бы продолжала к чему-то прислушиваться.

— Ты девственник, — вдруг сказала женщина. Это был не вопрос, а утверждение.

Саша оторопел.

— Глупый мальчишка, — произнесла Ольга спокойно. — Так же нельзя. Тебя что — никто не научил, как надо обращаться с девушками? Тебе трудно начать разговор с ними? Но почему, ты же в колледже учился? В студенческой среде простота в общении — дело обычное…

Саша по-прежнему молчал. Ольга по-прежнему слушала.

— Прыщи у тебя давно прошли. Еще на первом курсе, — продолжала Точилова. — Посмотри на себя, какой ты сейчас красавчик. А все комплексуешь…