Осенняя женщина (Рассказы и повесть)
Шрифт:
– Ты о чем?
– спросила она.
– Эх, - сказал я, махнув рукой.
– Давай-ка, мать, за годы молодые. Капуста у тебя - блеск!
– Ты ведь не о том хотел сказать, - проговорила она, дрогнувшей рукой подняв рюмку.
– А надо... о том?
– спросил я, поднимая чашку с трещиной.
Она пожала плечами и выпила.
– Совсем я... какая-то... Спать пойду... Хочешь, оставайся... Раскладушка в коридоре висит.
Я глянул на бутылку, в которой еще плескалось граммов двести.
В дверях
– Только не думай... Я не испытывала ра-зочарований... Из-за того, что не съездила туда. Никаких ра-зо-ча-ро-ва-ний!
Она погрозила мне пальцем, покачнулась и удалилась в комнату.
Я еще посидел, выпил, покурил, повспоминал. Артек... Ну что, в самом деле, Артек? Господи, какая разница. Хотя.. слово вроде бы глухое, а звучит звонко. Звонче, чем Агдам.
А мне было нормально. Я сидел в тихой кухне и не испытывал никаких ра-зо-ча-ро-ва-ний. И правильно, Ленка, так держать, ну их псу под хвост!
Но вскоре и меня сморило. Я пошел к Ленке в комнату и лег ей под бок. Она сонно прижалась ко мне. В раскрытую настежь форточку задувало с похоронным привываньем. Где-то по улицам подбирался к домам Новый год. В наших телах еще оставалось тепло, и мы согревали друг друга.
И не испытывали никаких разочарований... ваний... ани... ни...
ЗА ГОРОДОМ
Денек серенький, из последних февральских. Над дачным поселком застыл тяжелый сырой воздух. Черные сучья берез брезгливо сыпят капелью. Изредка заполошно кричит промокшая ворона. Вдалеке, над сторожкой, радуя глаз, расползается веселый желтоватый дымок над трубой.
Из глубины поселка осторожно выползает легковая машина. Глянцевый, с голубоватыми прожилками наст дороги, словно противень жиром, смазан талой водой. Зеленый жигуленок крадется робко, страшась кюветов, где сторожит добычу жадный, набухший снег.
На одном из узеньких перекрестков машина делает неоправданно лихой поворот. Багажник заносит, и заднее колесо срывается с дороги, попадая в вязкую обочину, где уже проступила из подо льда глина. Жигуленок еще не верит в случившееся, отчаянно ревет двигателем, яростно вращает колесом, угодившим в цепкую западню, и все глубже зарывается им в грязь и ледяную крошку.
Так продолжается пару минут. Затем машина затихает и открывается дверца. Водитель растерянно оглядывается и пробует толкнуть автомобиль, упираясь плечом в переднюю стойку. Тщетно. Сверху на него ругается ворона. Водитель плюет с досады, садится за руль и скорее от бессилия, чем от веры в успех, какое-то время гоняет движок. Легковушку окутывают смрадные выхлопы.
В стоящей сразу за кюветом избушке, похожей скорее на баню, хлопает входная дверь. На крыльце появляется рослый мужик в полушубке, с непокрытой лохматой головой. Молча подходит к машине, упирается красными ручищами в багажник, командует:
– Трогай!
Два мощных толчка, и жигуленок
Не выключая двигатель, водитель выскакивает из машины.
– Вот спасибо большущее! Без вас мне бы век тут куковать. Сигарету хотите?
Мужик отчего-то морщится и неожиданно грубо говорит:
– Да пошел ты со своей сигаретой! Садись в свой драндулет и проваливай. Всю избу мне провонял выхлопами. Теперь вот окно открывать, проветривать, а потом обратно топить? Итак с похмелья башка трещит! Еще ты тут...
– Простите, - теряется под таким напором водитель.
– Но вы поймите, я же не виноват. Ну, автомобиль, дело такое... Не я же его изобрел...
– Да ты уедешь наконец или нет? Стоит тут, базарит и продолжает дымить! Совесть есть? Думаешь, если у меня не хоромы, а хибара, так можно выпендриваться? Что за народ пошел? Сплошные козлы!
– Послушайте, - не выдерживает наконец водитель.
– Вы все-таки выбирайте выражения. Я, конечно, вам благодарен, но... но есть же всему предел. Вы что же себе думаете...
– Ах, мать твою!
– срывается мужик и делает решительный шаг вперед.
Водитель сжимает кулаки и занимает оборонительную позицию.
Но мужик обходит и его, и машину с другой стороны, с силушкой налегает на капот и ... толкает машину назад. Жигуленок послушно скатывается в ту же рытвину, из которой только что выбрался. А мужик, ни слова не говоря, скрывается в избе.
Водитель, придя в себя от минутного замешательства, прыгает за руль и в ярости вдавливает педаль газа до упора. Двигатель злобно ревет, поднимается завеса выхлопных газов. Этот кошмар длится недолго - машина бастует, глохнет.
И снова над поселком тишина. Медленно расползается смрадный газ. Изредка бестолково бранятся вороны.
ГДЕ ТЫ БЫЛ ВО ВРЕМЯ ДОЖДЯ?
Летом под Звенигородом есть тихая станция Скоротово. Как и большинство приезжающих сюда дачников, я не знаю, существует ли она зимой. Пытаясь убежать от Москвы подальше, железная дорога в Скоротове вытягивается в одну колею. Так что всегда немножко тревожно - возвращаются ли ушедшие дальше, в Звенигород, электрички?
Дневная тишина тяжела запахом многих трав. Лишь изредка ветер из леса подмешает к ней терпкий дух разогретых на солнце шпал.
Белые пенистые островки тысячелистника, желто-сиреневый брачный наряд иван-да-марьи, редкое рябоватое золото зверобоя, прячущего свою целебную силу среди чернобыльника... Все это мои новые знакомые, которых я, городской житель, с неясной страстью разгадывал сначала в книгах, а потом уже на воле. Я прочитал ради них много хороших и умных книг. Но больше умных, потому что, увидев вдруг склоненную над травами старушку, я вспомнил: "... запрещается собирать растения у железнодорожного полотна".