Осенняя женщина
Шрифт:
— Вовчик, я в отель, а потом в город…
В толпе мелькнула синяя фуражка. Витек встал на цыпочки и увидел ИХ. Это были двое мужчин в элегантной летной форме и женщина-стюардесса в юбке, белоснежной сорочке и пилотке, кокетливо приколотой к светлым волосам. Мужчины пожали друг другу руки.
— Через два часа…Ты шутишь? Да пошли его подальше!
Витек рванулся к ним. Чморики же, как сговорившись, вдруг разом преградили ему дорогу своими чемоданами.
— Эй! — крикнул он, забыв об опасности. — Подождите, дяденька!
Многоголосый
Краем глаза Витек увидел у парапета второго яруса Хелен. Она указывала на него полицейским. Во всяком случае, ему так показалось. Разбираться, так ли это, у него не было времени. Мужчина и женщина безнадежно удалялись. Они не слышали его.
— Эй! Постойте! — в отчаянии крикнул он. — Пожалуйста! — Словно вода, он просачивался в людских заторах, перепрыгивал через сумки и один раз чуть не упал.
— Стой! — прозвучало повелительное рядом. — Стой, мальчик! — К нему, как в каком-то глупом фильме, спешил полицейский.
Вид у него был решительный. Еще двое спускались с ближайшего эскалатора. Засмотревшись, Витек ударился о живот какого-то толстяка.
— Vorsichtig! [19] — охнул толстяк, чуть не выронив свой кейс.
Не обратив на него внимания, Витек заскользил дальше. Синяя фуражка и пилотка уже совсем рядом. Еще немного…
Витек не знал, что будет дальше, что он станет говорить им, но ему казалось, все решится само собой, как только он приблизится к ним и назовет себя. Они ведь СВОИ!
19
Осторожно! (Нем.)
— Стой, говорят тебе!
Полицейский оказался вдруг ближе, чем Витек ожидал. На него уже стали обращать внимание. Вот-вот кто-то из пассажиров, которым до всего есть дело, мог ощутить себя героем и помочь полицейским. Разве мало в Америке соседей, «стучащих» друг на друга? Те же идиоты Добсоны. Еще хуже Перишей.
Глаза Витьки наполнились бессильными слезами. Он уже не стеснялся расталкивать тех, кто ему мешал.
Неожиданно для самого себя он налетел на стюардессу в кокетливой пилотке. Она была очень красива и очень изумлена.
— Дяденька, тетенька, пожалуйста, возьмите меня с собой! — сорвался Витька на причитающий голос, не достойный настоящего пацана. Но кто мог думать о пацанском кодексе в такую минуту?
— Что такое, Света? — спросил появившийся пилот.
— Да вот, мальчик…
— Пожалуйста, возьмите меня с собой! Я Витя Герасимович. Возьмите! Я для вас что хотите сделаю, только возьмите! Пожалуйста, дяденька, тетенька! Я вас очень прошу!
— Ты кто такой? — нахмурился пилот, положив руку ему на плечо. Витек готов был прижать эту руку к себе и не отпускать до тех пор, пока его не приведут на борт самолета. Это была сильная, надежная рука. Она не могла
— Я Витя, — непритворно всхлипнул он. Он столько раз притворялся плачущим на людях, что всерьез думал, что не умеет плакать по-настоящему. Оказалось, еще как умеет. Слезы рвались из него, как вода из сломанного крана. Только надежда не давала ему разреветься в голос, потому что объяснить что-либо он уже не смог бы.
— Ты Витя. Это я понял. А что случилось, Витя? Что ты здесь делаешь? — почти ласково спросил пилот, сдвигая на затылок свою фуражку и присаживаясь на корточки рядом с ним. От этого давление в каких-то глазных Витькиных кранах подскочило сразу на несколько атмосфер.
— Я просто хочу домой, дяденька. Я хочу домой. Пожалуйста, возьмите меня с собой. Я вас очень прошу. Мне здесь плохо… Я хочу улететь отсюда. Я все сделаю. У меня есть 150 долларов…
— Боже мой, — стюардесса вытащила из рукава маленький платочек и отвернулась.
Вокруг них начала образовываться толпа зевак.
— Витя, ты потерялся, да? Где твои родители? — погладил его по голове пилот. — Скажи мне.
— У меня мама в Минске. Там моя мама. Я копил денег на билет домой. Все лето. Но я их все потратил нечаянно. Дяденька, пожалуйста, не бросайте меня!
— Саша, — промокая глаза платком, позвала пилота стюардесса, — надо что-то сделать. В самом деле.
Сквозь толпу пробрались двое полицейских. Витька мгновенно спрятался за спину пилота. От него пахло сигаретами, совеем тонко — хорошей мужской косметикой и потом. И это был самый родной запах, с которым Витек когда-либо сталкивался.
— В чем дело? — спросил пилот по-английски.
— Вы знаете этого ребенка, сэр?
«Пожалуйста, скажи, что знаешь! — внутренне завопил Витька. — Скажи, что ты мой папа!»
— Он в чем-нибудь виноват?
— Сэр, мы спросили, знаете ли вы этого ребенка? Каков ваш ответ?
— Нет, но он просил о помощи. Мне кажется, к нему следует прислушаться.
— Он должен пойти с нами, сэр.
Витька прижался к спине пилота и решительно помотал головой.
— Дяденька, не отпускайте меня. Родненький, пожалуйста, не отпускайте, — буквально пропищал он, уже не в силах говорить. Он ни о чем не думал, испытывая лишь какое-то страшное чувство потери, не знакомое ему до сих пор.
— Он чем-то напуган, вы же видите, офицер, — повысил голос пилот.
— И мы хотели бы знать, в чем дело? — добавила стюардесса, также становясь рядом.
— Мы не хотим проблем, сэр. И не хотим, чтобы нам создавали проблемы. Просто передайте нам мальчика.
Наступила пауза, во время которой Витька, почти не дыша, смотрел на СВОИХ. И тут он начал понимать. Эта пауза означала, что Витькина неприступная крепость дала трещину. Авторитет нью-йоркских полицейских, даже если они шляются по аэропорту, без конца жрут пончики и играют в дежурной комнате в покер, слишком велик. Этот авторитет рушил любые стены и любые благородные порывы, как таран.