Осенняя женщина
Шрифт:
Проснулась Зойка от крика. Вернее, не проснулась, просто крик мягко сунул руку в ее сон, как она когда-то совала руку в бочку с квашеной капустой, чтобы достать капустку «пахрумсцей», как говаривал отец. «Пахрумсцей, дачушка, i каб ягадак болей!» Любил он брусничные крепкие глазки в капусте. Ради этого не ленилась осенью по болотам ползать. В самую глушь забиралась. «Зо-о-ойка! — визгливо кликали ее бабы — Зойка! Ня лазь тамака, дурная! Засмокча багна! Чуеш? Зойка-а!»
«Ойка! Ойка! Ойка!» — отзывалось туманное болотное
«Ай, адчатцеся!» — бормотала она, поправляя съехавший платок, но все же опасливо косясь на близкие темные окна воды среди кочек и ряски, схваченной первым морозцем. Да, тогда зимы были не пример нынешним.
«Зо-о-ойка! Позови мне сына! Куда девала моего сына?..»
«Какого сына?» — насторожилась она и открыла глаза. Вопли исходили из коридора. Там же слышался еще один голос — испуганный и тихий.
Зойка пошарила в темноте халат, но вспомнила, что даже не раздевалась. Подхватилась и зашаркала к двери.
В темном коридоре возились темные фигуры.
— Зойка, корова проклятая, где мой сын?! — откуда-то с пола грянул непривычно громкий вопль, явно исходивший от Фифы. Больше так орать никто не мог.
— Анжелика Федоровна, успокойтесь, пожалуйста, — послышался голосок пришлой девицы. — Вставайте… Держитесь за меня.
— Ох ты, Господи, — протяжно вздохнула Зойка, направляясь к выключателю.
В коридоре вспыхнул яркий свет. Щурясь, Зойка увидела то, что и ожидала увидеть. В луже собственной мочи лежала Фифа, а рядом в трусиках и майке замерла девица, пытавшаяся, Видимо, поднять ее. И у нее это не очень получалось. Не так-то легко справиться со старухой, копившей все свои кости, хрящи и набухшие вены целых семьдесят с лишним лет.
— Где мой сын, гадкая женщина? — закрывая от света глаза рукой, четко произнесла Фифа.
— Ну что, что ты разголосилась? Да еще и разлеглась посреди коридора. Мягко-то на полу иль нет? Мягко, наверное, да? — усмехнулась почти ласково Зойка, думая: «Смотри, девочка, какой может быть твоя Анжелика Федоровна. Не только милой старушкой, пускающей бездомных в свою квартиру и строящей из себя царевну».
— Сейчас же его позови! Слышишь? Сейчас же! Мерзавка! Вещи в руки — и за дверь…
— Ой, ой, какие мы страшные. Прямо мурашки по коже, — не обращая внимания на девицу, Зойка подошла к Фифе.
— Не трогай меня, негодяйка! Не трогай! Позови сына!
— Может, действительно позвонить ее сыну? — обеспокоенно предложила девица.
— Позовем, позовем. Кликнем хором, — кивнула Зойка и привычно взяла Фифу под мышки.
— Я помогу! — с готовностью предложила нежданная постоялица, но Зойка отпихнула ее руку.
— Уж как-нибудь без тебя управлюсь! Помогальщица нашлась!
Она уже было приподняла упиравшуюся старуху, но, неожиданно поскользнувшись на мокром паркете, сама грохнулась на спину. В какой-то момент в глазах Зойки потемнело. «Мамочки, упала», — подумала она. И одновременно ей представилась страшная картина. Две старухи лежат на полу. Одна безумная, а вторая со сломанной шеей.
— Ох, — выдохнула она, поднимаясь и
— Вы не ушиблись? — спросила девица, склоняясь к ней.
— Да вроде целая.
— Я хочу видеть сына! Слышишь, корова? — кричала Фифа.
— Боженьку ты нашего увидишь, если сей момент не замолчишь, — пробормотала Зойка, почувствовав легкое головокружение, и зло обратилась к девице: — Ну, чего стоишь? Помогай, раз вызвалась!
Они обе подхватили старуху и потащили в спальню. Вместе переодели ее и уложили в кровать. Старуха теперь тихо плакала.
— Зоя, куда ты его дела, сына моего? Куда? Почему не приходит? Это ты его не пускаешь, я знаю. Открой дверь, Зоя.
— Откроем, откроем. Успокойся уже, — увещевала Зойка, присев на кровать и прижав старуху к себе.
— А где ее сын? — спросила девица, зябко обнимая себя за голые худые плечи. — Я могла бы позвонить…
— Нет у нее никакого сына, — отрезала Зойка. — Нету и не было! Поняла?
— Ладно. Не кричите. Пойду приготовлю чай, — сказала девица.
— Позови его, Зоя, — продолжала всхлипывать Фифа.
— Тихо, тихо, — гладила Зойка по ее седым волосам. — Что ж ты сегодня такая беспокойная? Вчера мне войну вон тоже устроила. Ложись вот давай. И успокойся. Тихо. Завтра у меня выходной. В карты поиграем. Новости посмотрим. Все, все, успокойся… Господи, старость — не радость.
Через несколько минут старуха уснула. Утром она все забудет. А если Зойка и напомнит, то Фифа обязательно одарит ее своим фирменным взглядом, словно это не она бедокурила, а сама Зойка.
Избавь, Господи, от такой старости!
Выключив свет, Зойка направилась в коридор. Пол был уже вымыт и вытерт — девица постаралась. Из кухни доносилось тихое звяканье чашек.
Быстрая.
— Видала, какой она может быть? — просила Зойка, появившись на кухне.
— Вам чай крепкий или не очень? — осторожно поинтересовалась Кристина.
— Сама налью, — буркнула Зойка, усаживаясь на кухонный табурет. На столе уже стоял разрезанный пирог.
На девице был старый халат Фифы. Не в смысле ветхости. Ветхие вещи у Фифы не водились. Сразу велела выбрасывать. Не в пример другим старухам, этого у нее не отнять. Просто эти легкомысленные рюшки и кружева, которые так любила Фифа лет двадцать назад, теперь без надобности висели в гардеробе, чистенькие, выглаженные и надушенные каким-то заграничным средством. Кого ей теперь соблазнять в них? Дедушек? А девице халат шел. Фифа тоже была стройная. В свое время.
Каждая налила себе по чашке чаю. Сели друг против дружки.
Так они и сидели, молча прихлебывая горячий чай. Ничего не говоря друг другу. Не глядя друг на друга, как давно знакомые люди, которым просто не спалось и которые могли запросто поговорить утром.
Девица достала сигареты.
— Можно?
— Только фортку открой, — поморщилась Зойка, подумав: «Вот ведь шалава!» — А вообще не люблю я этого.
— Я редко курю. Только когда сильно волнуюсь. Могу бросить хоть сейчас.