Ошибка «2012». Мизер вчерную
Шрифт:
Гордись, дедушка, даже первым воинам-атси нипочём не поймать твоего лучшего ученика!
Правду сказать, Мгави числил это болото главнейшим препятствием на своём пути — препятствием, которое до самого дна измерит его исибинди[83]. Никто не знал троп на ту сторону, потому что здесь не было ни хорошей охоты, ни плодовых деревьев, зато водилась розовая гадюка, кишели крокодилы и чёрные жабы, а когда дедушка был маленьким, его дядя видел здесь самого Чипекве. Да, да, беспощадного Чипекве, грозу бегемотов и речных кабанов, от которого даже Мокеле-Мбембе спасается бегством. Однако есть
«Нет уж, пусть лучше Чипекве превратит меня в зерно, брошенное на имбогото[85]!»
Мгави набрал в котелок воды, положил туда сердце окапи[86] и осторожно выпустил под крышку матёрую чёрную мамбу. Он умел ловить таких змей. Самую первую мамбу он поймал, ещё не надев травяного передника[87], что считалось подвигом для мальчишки. Эта попалась ему вчера, и почти сутки он нёс её на шесте, привязанную лианами.
Оказавшись в котле, недовольная гадина тотчас вонзила ядовитые зубы в беззащитное сердце. Мгави поставил посудину на костёр. Скоро мамба забилась, пытаясь вырваться на свободу. Потом вода забурлила, и в воздухе вкусно запахло варевом.
— Прости меня, о дух змеи! Стань другом мне и моему духу… — Мгави бережно снял крышку и добавил в отвар толчёный корень дерева миу. — Прости меня и ты, о дух окапи. Будь другом мне и моему духу!
Когда всё было готово, он наполнил варевом большой калебас, а что не поместилось — съел. Сделавший своё дело котёл, как ни было жалко, пришлось утопить в реке. Нести его дальше было слишком опасно, а дедушка всё равно не простит.
Потом Мгави сел поудобнее и принялся ждать. Скоро по всему телу выступил обильный пот, дыхание участилось так, словно он бежал в гору, а сердце заколотилось с такой бешеной силой, будто чёрная мамба уже после смерти изловчилась его укусить.
Однако это был укус совсем особого рода. Каждая мышца, каждая жилка Мгави исполнилась неистовой энергии, побуждавшей к немедленным действиям.
— О дух змеи, ты услышал моего духа! — Мгави вскочил так, как никогда не сумеет вскочить олимпийский гимнаст, залил костёр и принялся жевать кору ползучего кустарника баранго, чтобы использовать её как препону на путях вредоносного водяного червя. — Дух змеи, дух окапи, мой дух! Теперь мы одно!
Поудобнее перехватив ассегай, он уже налегке двинулся к болоту. До него было недалеко — речная протока, сплошь заросшая кустами на ходульных корнях, исчезала в объятиях бездонной трясины. Мгави хотелось громко смеяться, его распирали сила и лёгкость, — казалось, он мог перепорхнуть открытую топь, словно невесомая водомерка. Это было опасное состояние, и Мгави требовалось усилие, чтобы его удержать.
Перед ним расстилалось царство гиппопотамов и крокодилов, крапчатых и голубоватых кувшинок и коленчатых тростников высотой в три человеческих роста. От пряных испарений кружилась голова, под ногами зыбко подрагивал плавучий ковёр. То там, то тут раздавались плеск и бульканье, слышались птичьи голоса. То восторженные, то полные тревоги и страха.
— Ты
Он шёл быстро, но осторожно, полагаясь в основном на незримое и неслышное. Здесь, на болоте, глазам доверять было нельзя. То, что выглядит надёжной опорой, под тяжестью человека запросто погрязнет в трясине, ну а уж та не замедлит оскалить хищные зубы. Жирные водяные змеи и крокодилы, укрывшиеся между плавучими островками, тоже не дремлют. Вот совсем рядом с Мгави резко плеснуло, и карликовый гусь, кормившийся среди кувшинок, исчез без следа. Покрикивал в небесах всевидящий коршун, качал головами задумчивый папирус, всё так же гудели мириады крылатых кровососов….
Кто уволок гуся? Хорошо бы, простой крокодил, не Мокеле-Мокеле-Мокеле[88] и не ужасный Чипекве… Хотя что такое карликовый гусь для ужаса гиппопотамов? Так, на один зуб. А вот самих гиппопотамов что-то не видно. Ни следов, ни утуви[89] — ничего. И это плохо. Похоже, дедушкин дядя не сильно приврал, рассказывая о Чипекве. Может, с прежних времён тот съел всех гиппопотамов и с голодухи принялся за гусей?..
Мгави держал наготове верный ассегай, прекрасно понимая, что против Чипекве тот ему очень мало поможет. Хоть и был не каким-нибудь лёгким охотничьим копьецом, а настоящим ик’ва[90], предназначенным для рукопашного боя. Сколько хватало глаз, впереди стояли рослые тростники, торчали облепленные илом коряги, лишь редко-редко — буйно цветущие кустарники и одинокие деревца. А между ними — непроглядные омуты, разливы трясин и гнилые пузырящиеся озерца, которые приходилось переплывать.
В воде отражалось бездонно-голубое африканское небо, усеянное частыми комочками облаков. Когда солнце подползло вплотную к зениту, Мгави решил сделать привал. Его сила, заимствованная у змеи и окапи, мало-помалу начала требовать обновления. Нужно было доесть содержимое калебаса, тем более что на жаре оно скоро превратится в отраву, способную даже Мгави вывернуть наизнанку все кишки.
Только он устроился на твёрдом островке под ветвями полузасохшего дерева и оторвал от икры успевшую насосаться пиявку, как в высокой траве раздался короткий крик. Мгави прислушался и понял, что это антилопа ситатунга, вспугнутая его приближением, угодила на обед к удаву. И тот сжимал кольца, лишая жертву дыхания, но не ломая костей[91].
Мгави послушал, как вскрики и барахтанье антилопы сменяются затихающим хрипом. Сегодня он убил одну змею, но сытно накормил другую. Открыв калебас, он вытащил тёплый размякший, точно губка, кусок. «Ситатунги в это время года далеко в болота не забираются. А раз так, значит, берег недалеко…»
Дожевав свой припас, Мгави заново натёрся соком дерева зум, чтобы отпугнуть насекомых, и вернувшаяся сила легко понесла его дальше.
Мысленно он уже сидел под тенистой акацией и жарил на углях костра что-нибудь вкусное вроде лопатки кистеухой свиньи. Он не забудет отложить по кусочку духу болот, Чипекве, розовой, убивающей одним зубом гадюке[92] и даже водяному червю, потому что ему нужно будет ещё вернуться назад…