Ошибка «2012». Мизер вчерную
Шрифт:
Хриплый бас ревел:
Ди фане хох! Ди райхен дихт гешлоссен! СА марширт мит рухиг фестем шритт! Камраден, ди Ротфронт унд Реактьон ершоссен, Марширт им гейст ин унзерн райхен мит… [117]Его перебивал тенор, полный горького веселья:
Штейн а миме, эйсти Сурке Эн нух up следирт а урке Эндер урке шлепт117
«Знамёна вверх! В шеренгах, плотно слитых, СА идут, спокойны и тверды. Друзей, Ротфронтом и реакцией убитых, шагают души, в наши встав ряды…» (нем.) — первый куплет «песни Хорста Весселя», являвшейся гимном гитлеровской НСДАП (приводится в переводе Ю. Нестеренко). В Германии и Австрии её исполнение до сих пор преследуется по закону.
118
«Стоит тётушка, зовут её Сурке, и за ней следит урка, и урка тащит у неё деньги, а она мечется туда-сюда» (идиш).
И тут же вступал баритон из тех, которых раньше называли правительственными:
Суровой чести верный рыцарь, Народом Берия любим. Отчизна славная гордится Бесстрашным маршалом своим. Вождя заветам предан свято, Он счастье родины хранит, В руке героя и солдата Надёжный меч, надёжный щит… [119]— Олег, кушать подано, — испортила песню Варенцова. — Идите жрать, пожалуйста. Товарищ Опопельбаум! Большой физкульт-привет!
119
Песня Вано Мурадели на слова Александра Лугина.
Вот он, бабский ум, вот она во весь рост, бабская доля. Кругом взрываются вакуумные бомбы, в перспективе конец света, а она для оборотня харч варит! По идее нужно хватать катули, брать ноги в руки, валить в резервный лагерь… В общем, метаться, точно курица с отрезанной головой. Только суета хороша разве что при ловле блох, и Оксана знала это лучше многих. Если Краев не дёргается, значит, так надо, ему видней. Он мудрый, надёжный, испытанный. Умрёт, но не подведёт. Да только ей, Варенцовой, он живой нужен. А если предстоит помирать, то уж вместе. Как он, так и она.
— Ему сейчас не до нас, — шёпотом отозвался Краев. — Поставьте бак у входа и уходите. Не оглядывайтесь. У нас кризис…
Да ещё и какой! Из палатки раздался короткий рёв, потом сопение, и разноголосицу увенчал ёрнический блатной козлетон:
Служили вы марксисту Мордехаю, У вас крысиный Троцкого оскал, Вы мать-Россию-родину загрызли, Для вас Иуда в жизни идеал…Варенцова шарахнулась, попятилась, кое-как задавила смех и обратилась к народу:
— А не испить ли нам, братцы, чайку? С бочкой клубничного варенья и корзиной засохшего печенья?
Это выражение — про корзину и бочку — прижилось
К ней сразу подбежал Тихон, уважавший не только рыбу и колбасу, но и печенье, в особенности песочное. Глядя на кота, подтянулись Зигги и Шерхан: сейчас куски полетят, может, и им что достанется?.. Песцов, редко упускавший случай сунуть в рот что-нибудь сладкое, уже оглядывался в поисках кружек, но Бьянка тряхнула головой:
— Не могу, подруга, сейчас никак. Надо отлучиться — дела.
— Это что ещё за дела? — Песцов опустил руку с коробкой заварки. — Посреди ночи-то? Если вздумала свалить, так и скажи, я пойму…
«Ну хотя бы постараюсь…»
— Они суа ки маль и панc [120] , — загадочно улыбнулась Бьянка. Быстро посмотрела на часы и сделала Песцову ручкой: — Чао! Я вернусь. К варенью и печенью. Ну и к тебе, конечно.
Мягко всколыхнулся туман, покладисто зашелестели кусты…
120
Honi soit qui mal у pence (старофр.) — «Позор тому, кто плохо об этом подумает». Девиз ордена Подвязки.
«И всё-таки почему все красивые бабы стервы?» — угрюмо посмотрел ей вслед Песцов. Вот так однажды отпустит воздушный поцелуй и уйдёт навсегда. И не остановишь её. И что, спрашивается, он будет без неё делать?..
Что до Наливайко, он вообще ни на что не реагировал и в разговоры не вступал — чутко, затаив дыхание, всматривался и вслушивался в стихии.
— Оксана, вы это видите? — тихо спросил он затем. — Ну, эти свечения и огни, эту турбулентность? Или мне уже мерещиться начало?
Варенцова невольно подумала, что этот человек и на пороге смерти не утратит исследовательского интереса.
«Какая турбулентность? В этой-то мгле?» — чуть не ляпнула она, но вовремя прикусила язык. Взгляд, брошенный вверх, открыл ей непропечённый блин луны в обрамлении мрачных силуэтов деревьев. Самое удивительное, однако, заключалось в другом. Туман не просто редел, он двигался и менялся. Недавно ещё аморфная пелена распадалась на множество отдельных потоков. Они текли не смешиваясь, закручивались юлой, переливались, если приглядеться, различными оттенками, устремлялись то вверх, то вниз, чуть заметно мерцали таинственными огнями…
Примерно так в мультфильмах рисуют след от взмаха волшебной палочки, шлейф от стрекозиных крылышек феи.
Чудесные пряди струились и плыли в воздухе, медленно утекая куда-то на восток. Ни дать ни взять какое-то существо неспешно и печально уползало в свою нору. Чтобы там, может быть, умереть.
Мамба, Мастер и Большой Сбор
— Хорош стучать, иду. — Мамба неохотно оторвалась от телевизора, грузно подошла и распахнула дверь. — А-а-а, Жёлтый Тигр подкрался… Ну привет-привет.
На пороге действительно стоял китаец-сосед, да не просто так, а в белоснежном шёлковом великолепии парадного прикида: широкие глухие штаны, длинный, как и положено сливкам общества, муаровый халат, на поясе в серебряных ножнах драгоценный ачан, такой гибкий, что хоть на палец наматывай, а понадобится железо разрубить — управится как с простой глиной.
— Ну что, соседка, едем? — с улыбкой спросил он. — Я спускаюсь к машине.
— Спускайся-спускайся, я следом, — заверила Мамба. — Буду через минуту. — И едва закрылась дверь, грозно зыркнула на мужа. — Всё, Абрам, мультфильм отменяется. Спать! Вот так, молодец.