Ошибка грифона
Шрифт:
– Какая там лань, какие птицы! – подал голос наивный Хоорс. – В Тартаре и тигров давно уже нет, разорвали!
Кводнон быстро взглянул на него. Хоорс, опомнившись, прикусил язык и принялся изучать рукоять меча Арея.
– Ну да, – неохотно произнес Кводнон. – Наши звери были прекраснее эдемских, но мы несколько переборщили с их количеством. Зверей насоздавали, они размножились, а пищи всем не хватило. В результате вместо того, чтобы немного потерпеть, животные стали рвать друг друга, и сила выживания заставила их преобразиться.
– Почему? Разве они не узнают своего создателя? Не испытывают к нему благодарности за его творение? – спросил Арей.
– Видимо, не испытывают. Что-то пошло не так, – процедил Кводнон.
– Снова не так?.. О запуске цепной реакции, которая начнет увеличивать Тартар, ты не знал! О том, что животные примутся пожирать друг друга, не подумал. То, что основа всякой привязанности – любовь, а не страх, тоже, видимо, не учел! – сказал Арей.
Кводнон шагнул к нему. Отодвинул рукой меч, опустил руку ему на плечо:
– Через любовь перешагивают, через страх – нет! Пусть сильные уничтожат слабых. Пусть! Пусть потом уничтожают и друг друга! Но те, что останутся, будут действительно совершенны! Они получат все силы павших!.. Да, мы порой ошибаемся! Но мы ищем, мы идем вперед! Теперь я точно знаю, что нам предстоит совершить в ближайшие столетия!
– И что? – спросил Арей.
Глаза Кводнона зажглись.
– Завоевать Эдем! Захватить его! Получить все их силы, все артефакты! На худой конец – просто уничтожить! – убежденно заявил он.
Арей тихонько присвистнул. Это было что-то новое. Когда он уходил в лес, программа была несколько проще.
– Зачем? Разве мы не для того ушли из Эдема, чтобы построить что-то свое? Доказать, что ни в ком не нуждаемся? Что тоже можем нести первичный свет и первичную жизнь?
– Да! – сердито крикнул Кводнон. – Так! Но нельзя построить свое, пока хоть где-нибудь стоит что-то чужое!.. Вот когда мы разрушим чужое, тогда на его основании построим свое! Они там в Эдеме нам вредят! Это из-за их зависти Тартар получился не таким, как я ожидал, а мои прекрасные звери вместо того, чтобы пить нектар и кормиться пыльцой цветов, разрывают друг друга! Мы уничтожим Эдем – и начнется новая жизнь!
Слова Кводнона были горячи, искренни. Его прекрасное лицо пылало, отражая свет костра. Арею не верилось, что можно говорить страшные вещи с таким искренним, таким сияющим лицом. Помимо своей воли он потянулся к Кводнону сердцем, как когда-то в Эдеме. Готов был простить ему и удар палкой, и свою трехлетнюю ненависть, когда он тренировался в лесу с шестом и мечом. Арей, как и другие стражи, желал во что-то верить, на что-то надеяться. Ночные мотыльки должны лететь на лунный свет. Такими уж они созданы. Но некоторые мотыльки, ошибаясь, летят на огонь и погибают.
Но
Уловив это, Арей понял основу сущности Кводнона. Он любит нравиться, блистать, поражать, любит вести за собой, ощущать себя пупом Земли. Он, Арей, находит себя, властвуя мечом, а до этого – крыльями и полетом, Кводнону же для самоутверждения нужна толпа. И чем больше толпа, тем выше наслаждение!
В остальном же он ничто. Он может только гадить. Разлагать. Его цель – окончательное уничтожение и разложение. Гниющие отбросы, как известно, производят тепло. Он хотел бы всю Вселенную превратить в гниющие отбросы и, находясь в центре этой кучи, получать энергию.
Арей неприметно шагнул, повернувшись так, что Кводнону, чтобы и дальше блистать красивой половиной лица, пришлось либо вступить в костер, либо повернуться к другим стражам его уродливой частью. Никто из стражей, увлеченных сиянием Кводнона, не разгадал этого простенького маневра Арея. Никто, кроме Кводнона, который считывал все мгновенно. Угол его рта едва заметно дернулся. Создатель Тартара замолчал на середине фразы и отвернулся. Незримая трещина, разделявшая Арея и Кводнона уже давно, расширилась и стала глубокой, как пропасть. Но такая же пропасть разделяла уже Арея и с Эдемом.
Арей смотрел на других стражей, по-прежнему увлеченных Кводноном, и понимал, что ничего им не докажет. Даже если кто-то (Вильгельм? Хоорс?) по старой памяти испытывает к Арею дружеские чувства, сейчас это дружба не перевесит. Все же Кводнон что-то им обещал, куда-то их вел, а Арей ничего не обещал и никуда не вел, только сомневался и делал их жизнь неуютной. Он вечный изгой. Он изгнан светом, а сейчас, возможно, будет изгнан и мраком. Хотя мрак-то, конечно, его не изгонит, потому что изгнать уже по определению некуда.
Арей понял это и вдруг расхохотался. Он хохотал как безумный. Даже присел на корточки, и собственным хохотом его качало вперед и назад. Чтобы не упасть, Арей оперся пальцами рук о землю. Некуда изгнать! Некуда! Будут теперь со мной маяться!
Внезапно на Арея опять упала тень. Перестав хохотать, Арей схватился за рукоять меча. Он не забыл, как в прошлый раз после такой же упавшей тени получил удар палкой. Да, это опять Кводнон. Но он не замахивался.
– Возьми! – участливо сказал Кводнон.
– Что взять?
– Кажется, я понял, в чем дело. Ты слишком долго пробыл в лесу! Одичал. Это бывает.
Кводнон махнул рукой, кого-то подзывая. Гальпер и Ирос поставили у его ног каменный ларец. Кводнон поднял крышку и деревянной лопаткой, не касаясь рукой, выудил со дна что-то непонятное. Этот неясный Арею предмет то корчился как змея, то твердел и становился похож на винтовой рог или сосульку.