Ошибка грифона
Шрифт:
Потирая ушибленное плечо, хранитель растерянно смотрел вниз. Клочья вырывающегося из тоннеля пара оседали на его куртке, превращаясь в капли воды. Эссиорх не знал, что ему делать. Преследовать многоножку бесполезно. Атаковать ее сильной магией – опасно для тех, кто внутри.
Одно ему было ясно: многоножка уже в Верхнем Подземье и вспарывает слежавшуюся глину со скоростью экспресса. Впереди Среднее Подземье – царство Нежити, а затем и Нижнее Подземье. Это уже почти Тартар. Как бы там ни было, а Мефодий, Дафна и Варсус окажутся там без пропуска.
Кто-то, шипя, плюхнулся Эссиорху
– Ну что с тобой делать? Пошли со мной! – вздохнул Эссиорх и направился к Улите, которая ожидала его у мотоцикла, прыгая на холоде вместе с Люлем.
– А это чего за рыба-прилипала? – Улита ткнула пальцем в Депресняка, который подскакивал у Эссиорха на плече как наездник.
Эссиорх рассказал Улите, что случилось. Бывшая ведьма нахмурилась.
– Они погибли? – спросила она.
Эссиорх, помедлив, покачал головой:
– Нет. Я бы почувствовал.
Ведьма перестала хмуриться и вручила ему Люля:
– Тогда на! Держи свое создание!
– Почему я?
– Он весь в тебя! То хнычет, то не спит! А кто на кого похож – тот того и держит! Почему-то он не унаследовал прекрасный мирный характер мамочки!
– Улита!
– Что «Улита»? Чего я буду раньше времени в обморок падать? А если об асфальт ушибусь? Куда ползет многоножка? В Тартар?..
– В Тартар, – согласился Эссиорх.
– А им куда надо было? В Эдем? Все, папочка, не нагнетай панику!
– Улита! – повторил Эссиорх еще укоризненнее. Осветление Улиты происходило как-то совсем медленно. От грубости она никак не могла избавиться.
– Все, папочка! Поехали домой! Мы замерзли! – потребовала Улита.
Эссиорх послушно повесил кенгуру с Люлем на грудь, локтем стряхнул Депресняка в мотоциклетную сумку, кое-как застегнул ее и поехал.
Маленький Люль был рабом расписания. И, как раб расписания, он делал его рабами и бедных папу с мамой. Расписание же у него было самое однообразное: поспал – поел – погулял – немного потаращился – задумался – поменял подгузник – опять поел и поспал. Кроме того, в расписание Люля входил ежевечерний плач. Всякий раз перед сном он минут сорок орал, от крика становясь багровым.
– Матвеем! – говорила Улита.
– Что «Матвеем»?
– Ну становится багровым. То есть Матвеем! Понял? – спрашивала Улита.
Эссиорху было не до наблюдения за словами.
– Может, у него живот болит? Воздуха наглотался? – спрашивал он.
– Ага! Щас! А то я этого хитреца не знаю! Это он себя огорчает, чтобы ночью лучше спать! Я сама такая. Вечером не огорчишься – ночью сладко не поспишь! – заявляла Улита.
– Погоди! Ты же сказала, что он в меня?!
– Да, в тебя! – быстро поправлялась ведьма. – Ты вот тоже недавно вопил, когда мы немного порисовали маслом на твоей картине!..
– Вы оттиснули на картине руки и ноги! Я рисовал ее неделю!
– Ну да! Ножку твоего любимого ребенка и ручку твоей любимой жены! Разве это не умилительно? Все-все-все, на глупые вопросы больше не отвечаю!
В тот вечер все пошло
Эссиорх сделал несколько глубоких вдохов и выдохов и собрался вернуться в комнату, как вдруг обнаружил, что Люль затих и больше не плачет. Не веря своим ушам, хранитель прилип носом к стеклу. На кровати он увидел Люля, прижимавшего к груди какую-то мягкую игрушку и беззубыми челюстями отгрызавшего у игрушки уши.
Опасаясь, как бы ребенок не наглотался ваты, Эссиорх прокрался к дивану – и застыл. Бедной мягкой игрушкой, которой отгрызали уши, оказался Депресняк. Зажатый в железных объятиях Люля, котик даже слегка хрипел, но ребенка не царапал, хотя тот вцепился в него так, словно хотел сделать ему массаж внутренностей. И коленями толкал, и шею стискивал, и загребал на боку кожу, сколько помещалось в горсть. Но, кажется, котику даже нравилась такая бесцеремонность. После пятой безуспешной попытки оторвать Депресняку голову или хотя бы лапу Люль приткнул кота себе под щеку и задремал на нем как на подушке.
Нацепив толстые перчатки, Эссиорх попытался осторожно вытянуть котика из-под малыша, но Депресняк провел сверху вниз лапой, распоров перчатку точно бритвенными лезвиями. Хранитель убрал руку. Когти тотчас спрятались, и кошачья лапа вновь стала мягкой, с кожаными подушечками.
Из кухни примчалась Улита, посмотрела на Депресняка, на сына и хмыкнула. Под щекой у Люля, стиснутый пухлой детской ручкой, которая и во сне, не разжимаясь, держала его за основание крыла, котик ухитрялся выглядеть абсолютно счастливым.
– Эти двое нашли друг друга! И наш малыш наконец-таки сумел огорчить себя перед сном! – сказала бывшая ведьма.
– Все равно не понимаю, почему он его не поцарапал. Хотя, конечно, Депресняк райский котик. Видит, что перед ним ребенок, – умилился Эссиорх.
– Хех! Райский! А почему он мне тогда в коридоре новые сапоги разодрал? – спросила Улита.
– Ты же их в сейф спрятала?
– А он их вместе с сейфом разодрал.
– А ты как хотела? Он же все-таки и адский котик. Мстит он тоже по-адски! – сказал хранитель.
Глава пятнадцатая
Модель Маша
У каждого человека в жизни можно выделить одну какую-то приоритетную цель. Причем сам человек нередко обманывается, считая, что у него одна цель, а на самом деле она совсем иная. Так, человек может утверждать, что главное для него – стать художником, хотя на самом деле главное для него – прославиться. Или считать, что любит жену (мужа), а на самом деле любить те физические ощущения и бытовые удобства, которые от них получает.