Оскар Уайльд, или Правда масок

де Ланглад Жак

В декабре 1888 года Уайльд почти совсем забросил работу в журнале, сообщив об этом Хенли, который пожаловался ему на изнуряющую работу журналиста. Владельцы журнала в течение месяца пытались призвать Уайльда к порядку, но тщетно; он сдал еще несколько заметок, все чаще отдавая предпочтение светским приемам, обществу Робби и Йейтса, работе над сказками, которые он продолжал придумывать для своих детей.

В последние дни года он опубликовал в «Женском иллюстрированном журнале» «Молодого короля» с пятью иллюстрациями Бернарда Партриджа и готовил первый вариант «Портрета мистера У. X.» для «Блэквуд мэгэзин». Он уже закончил писать «Упадок лжи» и «Перо, карандаш и отраву», которые воспевали ложь произведения искусства, с одной стороны, и преступление как разновидность изящных искусств — с другой. Этот период напряженной работы был отмечен печатью уайльдовской философии в том виде, в каком она начала вырисовываться, когда он собирался окончательно расстаться с «Миром женщины», владельцы которого направили ему уведомление об увольнении.

В марте вышел первый перевод одного из его произведений. Франсис Виеле-Гриффэн опубликовал в «Иллюстрированном Париже» «День рождения инфанты». «По стилю, — писал Уайльд, — это моя лучшая сказка. Мне она виделась в черных и серебряных тонах, а на французском

языке она превратилась в розово-серебряную» [309] . Зарождающийся успех во Франции помог ему окончательно порвать с журналом, оказавшимся к тому же на грани банкротства. Он все еще продолжал пребывать в обличье неброского и уравновешенного джентльмена из Сити, которое, по мере возрастания его литературной славы, сменится экстравагантностью не только в костюме. Г. Вивиан, к мемуарам которого Уайльд написал предисловие, сообщал: «Я никогда еще не был так удивлен, как тогда, когда познакомился с ним лично; я ожидал встретить человека легкомысленного, позера и был просто очарован, увидев перед собой уравновешенного молодого человека, обладающего неоспоримым даром рассказчика и имеющего совершенно ясные политические взгляды» [310] . Модельер Грэм Робертсон (будущий автор костюмов к «Саломее») был согласен с Вивианом. В беседе с ним Оскар развивал свои эстетские теории, а в заключение сказал: «Когда-нибудь вам придется нарисовать сонет, юношу, смотрящего в чудесный кристалл, в котором отражается мир; поэзия должна походить на кристалл; ее задача сделать жизнь более прекрасной и менее реальной».

309

OEuvres compl`etes, op. cit., 1977, t. II, p. 11.

310

E. H. Mikhail, op. cit., p. 155.

Однажды, явившись на ужин к американскому издателю Д. X. Стоддарту, он застал Конан Дойла, который сохранил чудесные воспоминания об Оскаре Уайльде той поры: «Он превосходил нас всех и вместе с тем обладал талантом делать вид, что живо интересуется всем, о чем говорят окружающие. Оскару была свойственна удивительная точность суждений, редкое чувство юмора и совершенно особая жестикуляция, помогавшая ему иллюстрировать свои высказывания» [311] . Во время этой встречи Конан Дойл и Оскар Уайльд договорились опубликовать свои произведения в «Липпинкоттс мэгэзин»: это будут «Знак четырех», где впервые появится Шерлок Холмс, и «Портрет Дориана Грея», в котором можно обнаружить некоторые реминисценции той беседы, которая состоялась в тот вечер между двумя литераторами.

311

Ibid., p. 161.

Продолжением этой встречи было благодарственное письмо, адресованное Конан Дойлу, в котором Оскар Уайльд приоткроет завесу тайны своей жизни: «Действительность всегда видится мне сквозь дымку из слов. Я жертвую достоверностью ради удачной фразы и готов поступиться истиной ради хорошего афоризма. При всем том я искренне стремлюсь создать произведение искусства, и мне приятно, что Вы считаете мой подход тонким и художественным. Газетные рецензии, по-моему, пишут пуритане для читателей-филистеров. Не возьму в толк, как можно объявлять Дориана Грея безнравственным. Для меня трудность состояла в том, чтобы подчинить содержащуюся в романе мораль художественному и драматическому эффекту, и мне все равно кажется, что мораль слишком очевидна» [312] .

312

R. H. Davies, op. cit., pp. 291–292.

В январе 1889 года Джимми Уистлер вновь вступил в словесную перепалку с Уайльдом, промолчав почти два года. Он упорно стремился обнаружить в «Упадке лжи» какие-либо авторские заимствования и откровенно злорадствовал, заявляя: «Мистер Уайльд умышленно и неосторожно, причем без малейшего объяснения, включил в свое произведение часть известного письма, в котором я, отмечая его редкую доброжелательность и удивительную память, допускаю, что Оскар не стесняется высказывать чужие взгляды!» [313] Радуясь возможности возобновить перепалку, Уайльд опубликовал статью «На базарной площади»: «Коль скоро у мистера Уистлера хватило нахальства обрушиться на меня на страницах Вашей газеты со злобными и глупыми нападками, я надеюсь, мне будет позволено заявить, что утверждения, которые содержатся в его письме, настолько же умышленно лживы, насколько умышленно оскорбительны. Определение „ученик — это человек, имеющий смелость отстаивать убеждения своего учителя“, на самом деле слишком старо для того, чтобы даже мистер Уистлер мог претендовать на его авторство, а что касается заимствования суждений мистера Уистлера об искусстве, то единственные воистину оригинальные суждения, которые я когда-либо слышал из его уст, сводились к тому, насколько он превосходит художников более крупных, чем он сам».

313

Wilde v. Whistler, op. cit., p. 15.

Джимми был не в силах смолчать: «О, истина! Я покорен и уничтожен и признаю, что наш Оскар наконец-то обрел оригинальность. Изнемогающий и великолепный в своей агонии, на этот раз он, безусловно, обошелся без заимствований у живущих ныне авторов и выступает исключительно под собственным флагом. Ну как мне устоять под ударами его праведного гнева и безапелляционных обвинений! Мне, увы! — необразованной и невоспитанной личности, чьи досужие разглагольствования недостойны его внимания! И все же, несмотря на всю отчаянность моего положения, я позволю себе заметить, что именно меня, нахального, злобного и глупого, он прочит в свои учителя» [314] . И вновь газетные страницы пестрят высказываниями двух антагонистов, давая обильную пищу для разговоров в клубах на Сент-Джеймс-стрит и за кулисами столичных театров.

314

Ibid., pp. 17–18.

На фоне столь мощной рекламы «Блэквуд Эдинбург мэгэзин» опубликовал в июле «Портрет г-на У. Х.», который

явился попыткой разгадать секрет сонетов Шекспира. Уайльд всерьез взялся доказать, что юный актер Уилли Хьюз, исполнитель женских ролей в пьесах Шекспира, был адресатом этих сонетов, то есть любовником Шекспира! Соблазнительная теория подкреплялась ловко подобранными доказательствами; какой же дерзостью надо было обладать автору, который сам обладал в этом смысле отнюдь не кристальной репутацией, чтобы осмелиться обратить внимание читателей викторианской Англии на двусмысленность отношений молодых актеров елизаветинских времен! Оскар Уайльд тем не менее не утратил осторожности, опубликовав неполную редакцию своего произведения. Он намеренно сделал акцент на художественной линии, на отношении актера к своей роли, и лишь затем на взаимоотношениях актеров между собой.

Осенью того же года Уайльд закончил работу над текстом, окончательная версия которого будет опубликована намного позднее, в 1893 году, когда он достигнет кульминации в своем эпатажном отношении к обществу. Эти добавленные пассажи являют собой откровенную апологию гомосексуализма, страстной любви к молодости и красоте, бессознательных рефлексов, которые Уайльд открыл задолго до Фрейда; он предвосхитил тему созидательной силы памяти, которая через тридцать лет стала центральной темой всего цикла Марселя Пруста «В поисках утраченного времени» [315] . Не он ли напишет: «Глубокая дружба, связавшая нас, была в действительности узами брака, брака искренних душ» [316] . И не эти ли слова стали предзнаменованием будущих страстей, которые привели Оскара Уайльда к худшей степени разврата: «Мы вдруг начинаем отдавать себе отчет в том, что охвачены страстями, о которых никогда не задумывались, мыслями, которые страшат, удовольствиями, чей секрет остается для нас загадкой, болью, похищенной у наших слез» [317] . Уайльд писал Роберту Россу: «Теперь, когда миру открылась тайна Уилли Хьюза, нам нужна уже другая тайна» [318] . Фрэнк Харрис совершенно справедливо утверждал, что эта публикация лишь оживила разговоры о том, что все и так подозревали: «Он опубликовал текст, который причинил ему больше вреда, чем пользы, так как содержал намеки, подтверждающие и без того странные слухи о его личной жизни. Дело в том, что он согласился с общепризнанным в ту эпоху мнением о специфической нравственности Шекспира… „Портрет г-на У. X.“ сослужил Оскару Уайльду самую плохую службу. Это произведение впервые дало в руки его врагов оружие, которого им так недоставало и которым они не замедлили воспользоваться самым настойчивым образом и без малейших угрызений совести, злорадствуя в своей ненависти». Сам же Уайльд пока ничего не замечал, кроме того, что этот скандал еще добавил ему известности. «Покуда люди судачили о нем, — пишет Фрэнк Харрис, — его нисколько не заботило, что именно они говорили, а они, безусловно, без конца говорили о том, о чем он писал» [319] .

315

Произведение Марселя Пруста, состоящее из семи романов и публиковавшееся с 1913 по 1927 год, то есть последние тома вышли уже после смерти писателя. (Прим. пер.)

316

OEuvres compl`etes, op. cit., t. II, p. 240.

317

Ibid., p. 274.

318

M. Hyde, op. cit., p. 271.

319

F. Harris, op. cit., p. 117.

Осенью 1889 года Уайльда начала преследовать налоговая инспекция, и он составил полный юмора документ, предназначенный для инспектора: «Мне бы очень хотелось, чтобы ваши предупреждения о необходимости выполнения долговых обязательств не были столь тревожными и не содержали бы столько угроз. Штраф в пятьдесят фунтов звучит как напоминание о средневековых пытках» [320] . Домовладельцу, пришедшему требовать плату за жилье, Уайльд ответствовал: «Да, конечно, но я так плохо здесь сплю».

320

M. Hyde, op. cit., p. 115.

Неожиданно к его заботам добавилась еще одна, на этот раз более личного свойства: речь идет о знаменитом Кливлендском скандале, более известном как «дело маленьких телеграфистов». Некоторое время назад они уже заставили говорить о себе, когда двое из них предстали перед судом по обвинению в краже писем с чеками в конвертах.

На этот раз дело обстояло много серьезнее и затмило даже подвиги Джека Потрошителя, который, переодевшись в женское платье, совершал свои ужасные преступления, терроризировавшие весь Лондон. Лорд Артур Сомерсет и граф Юстон обвинялись в том, что посещали дом свиданий для гомосексуалистов на Тоттенхэм-корт-роуд, где юные телеграфисты с центрального почтамта обеспечивали себе приличные доходы, доставляя телеграммы благородным завсегдатаям заведения и оказываясь в конечном итоге в постели адресата. Кстати, в телеграммах, которые отправляли друг другу эти господа, расхваливались прелести юных почтальонов. Предстоял скандальный процесс, в результате которого многие представители дворянства, политических кругов и мира светских салонов могли быть скомпрометированы. Можно себе представить, в какое волнение пришел автор «Портрета г-на У. X.», друг Роберта Росса, Фрэнка Майлса, Ричарда ле Галльенна. В июле 1889 года он даже из предосторожности отправился в путешествие. Вернулся Уайльд только в августе и познакомился с молодым художником гомосексуалистом Чарльзом Рикеттсом, который стал иллюстратором его произведений, написав, в частности, портрет шекспировского Уилли Хьюза в манере Франсуа Клуэ. Уайльд аплодировал миссис Бернард Бир — преемнице Сары Бернар в «Тоске» Сарду, поздравил Ото Стюарта с блестящим исполнением роли Оберона в спектакле «Сон в летнюю ночь» и нашел время дать отпор возобновившимся нападкам Уистлера: «Я не думаю, чтобы читатели хотя бы в малейшей степени интересовались истошными воплями „Плагиат!“, испускаемыми время от времени тщеславными глупцами и бездарными посредственностями» [321] .

321

R. H. Davies, op. cit., p. 253.