Осколки наших грез
Шрифт:
– Это та правда, которую легко счесть за действительность, если не иметь опровержения! – уверенность Авдея росла. – Да, они вынудили Платона говорить это! И вы бы ни за что ему не поверили, если бы не…
Меня пошатнуло. Стало трудно дышать.
Авдей воспроизвёл запись, где парни говорили о плане мести. Она напоминала несвязные отрывки, но возбуждённый слушатель исключал главное – мы все хотели его подставить. Потом говорила Надя, неприкрыто обвиняя нас в посягательстве. Далее прозвучал голос Снежаны. Она отвечала на каверзные вопросы Авдея, в которых не могла
«Я была ребёнком! – гремело из колонок. – Решил, что я всё выдумала?!»
Все походило на дурной сон.
– Теперь вы понимаете, до чего доводят политические игры?! – заорал Авдей. – Сколько грязи могло вылиться на невинного человека?! Я пошел против всех, чтобы быть честным перед вами! И мне больно это признавать, но мои друзья – преступники! Моя сестра – лгунья! Они все заодно! Им здесь не место!
Толпа взбунтовалась. Я видел, как рвутся сотни листовок, на которых мелькали наши имена, и не мог поверить, что они проглотили эту чушь. Они поверили.
Наша правда обернулась против нас.
Я ринулся на сцену, чтобы свернуть мерзавцу шею, но меня перехватил Назар.
– Нет, братец. Так мы сделаем только хуже.
– Ты его слышал?! Я убью его!
– Да, и я тоже, – отрешённо говорил Назар.
Тем временем Авдей продолжал заводить толпу. Но мне была важна лишь Снежана, что с каменным лицом пускала слёзы, ведь их запись транслировалась на весь «Эдем». Каждая фраза, раз за разом. Казалось, что это предательство стало для неё фатальным. Она словно лишилась чувств.
Шатаясь, Снежана пошагала прочь от взбудораженного общества. Сломленная. Впервые слабая. Отчуждённая.
Я рванул к ней, но почувствовал холодное железо на запястьях. Спустя секунду лицо соприкоснулось с землёй. Вместе со мной повалили Назара и Давида.
А мерзкий голос продолжал звучать из колонок:
– Я – тот, кто избавит этот мир от мусора! Верьте мне!
Глава#34
«Я – тот, кто избавит этот мир от мусора! Верьте мне!», –мерзкой тирадой стучало в ушах, подкрепляя растущую внутри ярость.
Всю ночь я провёл в камере временного содержания, пока на меня заводили новое дело. Зная Платона и его влияние на местную власть, я мог лишь догадываться, с какой скоростью картонная папка увеличивается в толщине. Уверен, что одной бунтарской выходкой это не закончится. Мне пришьют всё то, что лежит не на месте или лежит слишком долго без особой перспективы на раскрытие: разбои, мошенничество, домогательства и другие страшные деяния.
Однако сейчас меня волновало вовсе не это. Больше всего мне хотелось сомкнуть пальцы на тонкой шее Авдея и с садистским наслаждением её переломить. За предательство друзей. За предательство сестры. За подлую натуру, не уступающую Платону. И на сей раз мои намерения не допускали сомнений.
Продажная сволочь! Он обесценил всё, что без того досталось незаслуженно!
Всё
Ты подписал себе приговор, Авдей. Клянусь, когда-нибудь его исполнят.
Арестантские комнаты «Эдема» мало походили на те, в которых мне приходилось бывать в юности, но это не отменяло чувство полной потерянности. Стены давили не меньше, а вода в кране не стала слаще. С каждой минутой вкус беспомощности становился лишь ярче. Я был готов крушить этот гнусный мирок с красивым названием, но мог лишь проводить прямые от угла в угол.
– Янковский! – послышался мужской крик за дверью, и я замер на месте. – К тебе посетители! У вас пятнадцать минут, не больше!
Пока гремели замки, я спешно перебирал возможных кандидатов на встречу, но когда железная дверь распахнулась, то перечеркнул короткий список. В изоляторе показался тот, кого я меньше всего ожидал увидеть.
– Павел Андреич? – едва слышно проговорил я.
– Рад видеть тебя, Матвей, – кивнул он, прижимая к груди красную папку с бумагами. – Присядем?
– Уже присел, если ты не заметил.
Поджав губы, мужчина опустил глаза.
– Приятно заметить, что твой саркастический настрой не ослаб. Но давай не об этом. Ты слышал начальника. Времени у нас немного.
Павел разместился на шаткой скамье. Я не двинулся с места.
– Поздравляю, ряженный, ты, наконец-то, получил свою главную роль, – цедил я сквозь зубы. – Теперь ты сможешь меня посадить. Даже африканская мартышка сможет, с такими-то кляузами. Признавайся, сколько стоит твоя совесть?
– Ну, во-первых, какой из меня ряженный? Нужно иметь хорошие полномочия, чтобы находиться сейчас здесь. Корочка бывшего адвоката и нынешнего опера вполне подойдёт. А во-вторых, с чего ты взял, что я хочу тебя посадить? Твоё дело дрянь. Для твоего заключения достаточно… ничего не делать. Но я здесь, а значит, подумай, прежде чем начнёшь бодаться со мной, как это было ранее.
Переварив сказанное, я скрестил руки. На языке застыло множество колких ругательств. Однако интерес был сильнее, да и Павел вызывал доверие, несмотря на абсурдность ситуации. По крайней мере его поступки меркли перед действиями Платона и Авдея Лебедева.
– Выкладывай, Паша. Сейчас помру от любопытства.
– Держи себя в руках. Пожалуйста.
Павел Андреич был краток, но успел передать суть. Мужчина намеревался спасти меня, имея при себе массу опровержения, основным из которых являлось признание Нади. Не то, что было исковеркано алчностью или желанием угодить Сотникову, а кристально-правдивое. И Павел, как действующий инастоящийофицер готов разрушить фальшивое дело. Тогда вопросов стало только больше: