Осколки недоброго века

Плетнёв Александр Владимирович

Следом вдалеке накатывали броненосцы.

* * *

Может, и напрасно Камимура винил восточный пантеон в беспечном равнодушии к судьбе сынов Ямато?

Что боги могли, тэк-с сказать, то делали, выбирая самое патентованное, чем отметилась в артиллерийских дуэлях этой войны японская статистика попаданий.

Да-да! Выискивали, понимаешь, некую фатальную болезненную пяту российского императорского флота, кидая камешки го в виде набитых шимозой снарядов именно туда – в офицерский состав, обезглавливая командование кораблями и эскадрами.

Мистическая шутка бы… если бы не эмпирическая составляющая.

И всё же… Чёрт!

Отчасти

поэтому «бородинцы» и отстали, уже не дотягиваясь калибрами за убегающим Камимурой.

…Выдохшиеся машины, правда, тоже в счёт.

А спасло их (многих) то самое «нелепое железо», что самодурный Зиновий приказал надеть вопреки упёртой браваде снобов подчинённых.

Его самого, кстати, тоже…

«Взять» бронированные цитадели «Князя Суворова» «крейсерским калибром» было в принципе невозможно – не пробивало его. Зато направленный «божий камушек го» в срез, под срез, чёрт возьми, боевой рубки, что раскидал дополнительно наклёпанные листы котельного железа, брызнув рикошетом осколков, – это пожалуйста!

В боевой рубке флагмана заведомо было тесно, толпились один на одном – кто-то принял на себя раскалённую рвущую плоть сталь, прикрывая других. Кому-то…

Штурман, старший артиллерист – этих срезало насмерть. Сразу!

Игнациуса – в лазарет… и старшего вахтенного, и горниста – выживут ли.

Коломейцев отказался, пережив перебинтовку плеча на ногах.

Отдельной темой разбитый электронный дальномер и практически целёхонький оператор, обиженно лупающий глазами, не замечая, как с расквашенного носа тонкой струйкой сочится кровь.

Рожественский елозил рукой по панцирю – «чесал» ушибленную грудь… то ль живот, ухал болью, бранился почём зря…

Стерпел адмирал, ответственно остался у «руля», порой контуженно теряя фокусировку, а уж после оздоровительного стакана коньяку…

А пока ещё – все надрывно кашляли, угарную шимозу выдувало в щели, распахнутую дверь, воняло горелым, палёным и… распоротым животом артиллериста.

– Смерть… хреново пахнет, – со своего угла «отсвечивал» всем загадочный «ямаловец» (ещё одна прихоть адмирала) – стоит бледный, гоняя кадык в рвотных позывах, на лице сизым густеет синяк. Но держится.

В руках чертовщина, маскирующая видеокамеру, поблёскивает объектив – идёт съёмка.

* * *

С наступлением сумерек бой самопроизвольно затух.

Собрав воедино эскадру, Рожественский приказал: «К Квельпарту!», выстраивая кильватер и крейсерский ордер против ночных атак.

«Новик», кстати, на той зыби, что несли океанские ветра, вполне мог потягаться в скорости с новейшими японскими миноносцами. Чёрта с два бы «шихау» и «ярроу» в столь бурном состоянии моря набрали свои двадцать восемь – тридцать узлов.

Опасность минных атак противника оценивали как среднюю, штабисты из молодых, те которые сами недавно служили на продуваемых мостиках минарей, заверяли: «Будут прыгать на волнах, надсаживая машины, форсируя вентиляторы-нагнетатели, выдавая себя искрами и целыми факелами из труб».

Тем не менее Рожественский приказал: «По горячим следам за Камимурой!», и кавторанг Елисеев увёл свою заряженную «уайтхедами» четвёрку.

В свободный рейд Зиновий решил выпустить и Рейценштейна, больше обосновывая «оперативным присутствием быстроходных крейсеров в зоне эскалации», поскольку отказываться от минирования японских портов не собирался. А посему эскадра некоторое время будет продолжать базироваться на Квельпарт.

Неожиданно поохотиться

на «подранков» вызвался и Бэр, семафоря: «добить заразу»… к открытому недовольству Рейценштейна и, может быть, недоумению Рожественского – «Ослябя» не вписывался в сплаванность ходкой парочки «Аскольд» – «Богатырь».

После недолгих и немного надуманных препирательств, осложнённых ратьерным обменом мнений, Зиновий дал добро.

Царское Село

– Вы бы поберегли себя, Фёдор Карлович, а то так не ровен час раньше срока сляжете, – император с сочувствием глядел на управляющего Морским министерством – исхудал, глаза красные, явно опять в недосыпе. Кому б другому тактичный Романов про «раньше срока» никогда бы не сказал, но крепкий морской офицер Авелан к своей «конечной дате» отнёсся без каких-либо рефлексий, даже изволил шутковать. А зная об отведённой ему «дюжине», спешил пожить, послужить, поработать, с головой зарывшись в проекты обустройства «флота будущего», успевая уделять внимание и текущей обстановке [65] .

65

Авелан Фёдор Карлович – дата смерти 17 (30) ноября 1916 года.

– «Чилийские» броненосцы, что должны идти в Южную Америку, прошли Суэцем, – хмуро доложил адмирал.

– Что? – не понял император.

– Суэцким каналом! – подчеркнул Авелан. – Поглядите на карту – где Англия, где Южная Америка и где канал! Они даже за-ради приличия не собираются вести их Атлантикой. Прямиком и кратчайшим тащат в Японию!

– А-а-а, вы об этом… Я предполагал нечто подобное, – Николай отвёл взгляд (ничего подобного он не предполагал). Преподнеся свои балтийские рауты как тонкую игру и политический успех, он теперь очень ранимо воспринимал каждый «укол» британской стороны. И стыдился показывать это своим приближенным и доверенным. – Я больше удивлён, что об этом стало известно столь поздно, уже за, а не до Суэца.

«Бог мой, кому я лгу!»

В последнее время у государя с министром частенько случались споры – Авелан по поводу «дружбы» с англичанами и вообще по «Антанте» высказывал большие сомнения:

– Не наступим ли мы на те же грабли? Если говорить о Большой мировой войне, то что – будем опять проливать кровь за английские и французские интересы?

– Да с чего вы взяли? Долой игру в благородство. Понятно, что сейчас планировать армейские операции исключительно рано, всё может быть неоднократно переиграно. Там ведь, если уж говорить о мировой бойне, ключевым моментом будет – не дать немцам расправиться с Антантой по частям. Так что попусту класть солдатиков на поле брани я генералам не дам! К сожалению, Фёдор Карлович, геополитика такова, что вступись мы за сербов или нет, война всё одно разразится.

– До мировой войны целых десять лет, – ворчал адмирал, – только если она не начнётся раньше – африканскими колониальными кризисами… или британцы затеют очередную пакость против нас…

– Пусть попробуют, – горячился император, – всегда есть место для политического манёвра – суровый кайзер и его грубо выструганное государство.

Ещё одним авеланским преткновением были корабли… старые и совсем недавно спущенные со стапелей. Совсем недавно спущенные со стапелей, но которые уже можно было считать практически устаревшими – до дредноутной гонки оставалось пять лет.