Осколки, острые, как ножи

Тзимицу Эфраим

Потом оставшаяся тень неспешно, будто клок черного тумана, поплыла к деревне…

Глава 7. Беседа Трех

Начиналось представление. Актеры готовились выйти на сцену и, как всегда блестяще, сыграть свои роли. Публика рассаживалась по местам, согласно купленным билетам.

Многие неодобрительно посматривали на парня, сидевшего в первом ряду. Среди одетых в элегантные костюмы мужчин и стильные платья женщин, он выделялся своей небрежной одеждой, будто бы собрался на

рок–концерт — он был одет в слегка вытертую светлую футболку, синие поношенные, не искусственно поношенные, а вправду старые и даже местами рваные джинсы. На соседнее сидение он небрежно бросил потертую кожаную куртку. По плечам его струились распущенные белые как снег волосы, кожа его была почти такой же белой, будто бы он нанес на неё толстый слой белого грима. Те, кто пытался делать ему замечания, наталкивались на черные провалы его глаз, абсолютно черных, как ночь.

Так что все потихоньку смирились с его присутствием в зале, лишь иногда возмущенно перешептываясь, поглядывая в его сторону.

Но этому беловолосому парню все это, видимо, доставляло вящее удовольствие. Слыша перешептывания, он ехидно улыбался, и иногда подмигивал сидящим невдалеке зрителям.

Тем временем, свет в зале погас, занавес поднялся, и начался первый акт спектакля…

А беловолосый рассеяно смотрел на происходившее на сцене и думал…

Не так давно жизнь его резко переменилась, причем так резко, как он даже не мог ожидать. Одним из проявлений того, как он изменился была и его внешность… Он уже привык видеть в зеркале вместо себя прежнего беловолосого и бледного с черными глазами человека…

Нельзя сказать, что новая жизнь ему не нравилась — он стал много путешествовать, благо времени и сил у него теперь было предостаточно, но кое–что все же его беспокоило…

Тот, кого он с друзьями тогда встретил на ночной дороге, сказал им, что их ожидает весьма насыщенная событиями жизнь, одним словом, скучно не будет… Но он уже начинал немного уставать от течения жизни, которое вновь становилось ровным и будничным в чем–то…

Даром, что он и его новые друзья стали несколько иными, можно даже сказать сверхъестественными созданиями, все же к этому быстро привыкаешь…

В последнее время театр стал приносить ему некоторое облегчение — казалось, что когда он наблюдал на сцене чужие жизни, пусть и выдуманные и во многом неправильные, да и что уж тут лукавить — ненастоящие, тем не менее он ощущал в себе силы найти наконец хоть какой–то порядок и покой в собственной жизни…

Его новым друзьям, с которыми его сдружили общие приключения, было проще — у них были они сами… Проще говоря, они были влюблены друг в друга без памяти, как вот герои этого произведения… «Сон в летнюю ночь» так, кажется… Да, да это было оно, легко было узнать тех самых запоминающихся героев пьесы Шекспира.

Впрочем, помотал немного головой беловолосый, прогоняя сторонние мысли, он пришел сюда просто посмотреть не героев пьесы, а не размышлять о них — для того чтобы поразмыслить ему хватало и своей жизни, своих приключений… В чем то они даже были

более необычным, чем приключения героев пьесы «Сон в летнюю ночь», хотя, он был рад, что ему только волосы нарастили и перекрасили, да еще кожу с глазами… А не ослиную голову пришили!

Он негромко хихикнул, глядя на актера в ослиной маске на сцене. Да, он и в самом деле еще легко отделался…

Но в последнее время что–то все же стало его беспокоить — какие–то видения, будто воспоминания о девушках.

Вот только воспоминания были, к сожалению, не романтические, а ужасные — перед глазами вставали видения разорванных в клочья, изуродованных девичьих тел, запах крови, витавший надо всем этим…

К чему бы все это? Ответа он пока не находил.

Опасаясь, что все это могло бы быть предвестником чего–то очень плохого, он пока временно отдалился от своих новых друзей. Но теперь, что то подсказывало ему, что настало время им всем снова объединится.

Но пока никто его не торопил, и он мог спокойно досмотреть спектакль, строя при этом из себя пресыщенного эстета, щеголяющего в рваных джинсах…

— Вика, здравствуй!

— Привет, бабуль! Ну как ты тут?

— Да жива, внученька, жива, слава тебе господи! А ты то как? Смотрю, похорошела вся, повзрослела, прямо ангел стала.

— Ой, бабуль, да ладно тебе — смущенно улыбнулась Вика — стройная красивая девушка, про себя подумав — «Ну, может не совсем я ангел, или скорее я техноангел».

— Ну как ты живешь, Викуль? Ну расскажи бабушке — меж тем продолжала опрятная старушка — бабушка Вики, как несложно было догадаться по их разговору.

— Да я, нормально, бабушк. Как тут у вас в деревне? Все нормально? Не шумит никто не хулиганит? А то смотри — я то уж если что управу найду! — хитро прищурилась Вика.

— Ой уж не знаю как сказать тебе, Викуся — покачала головой слегка погрустневшая старушка — Давай ка на кухню пройдем, я тебе чайку заварю, и уж расскажу как оно есть.

— Что случилось то? — обеспокоенно спросила девушка.

— Сначала чай! — строго ответила бабушка.

Войдя на кухню, старушка поставила чайник. Когда он вскипел, она заварила чай и налила его в две кружки — одну внучке, вторую себе. Пододвинув сахарницу внучке, она немного помолчала, а потом все же решилась заговорить — Ты, Вик, Ивановну помнишь?

— Тётю Иру? — отозвалась Вика — Это которая у вас колдунья была? Помню, конечно, а что?

— Так вот, померла она недавно…

— Отчего?! — изумилась девушка.

— Убил кто–то… Очень страшно убил, изрезал всю, или изодрал ножами какими…

— Как?! Быть такого не может?!

— Может, Викусь, может — устало потерла виски старушка — Страсть то какая… Милиция приехала, так даже у них не все это зрелище выдерживали, говорят… Я даже не видела.… А хоронили Ивановну в закрытом гробу… Так дочка настояла её… Зять и внучка не приехали, а знаешь, Вик, почему?

— Нет — отрицательно покачала головой Вика.

— Убили их тоже! Говорят тот же зверь убил!