Осколки судеб
Шрифт:
– Выглядит довольно скверно, – сказал хозяин, прикладывая к кровоточащей ране марлевый тампон. – Сейчас же отвезу тебя в город к врачу.
– Да это просто царапина, – возразил Пол, испытывая неловкость от того, что доставляет столько хлопот. – Представляешь, этому проклятому плечу все время не везет. Пулевая рана во Франции, порез в Израиле и теперь это. Смех да и только.
Но его все-таки отвезли к врачу несмотря на его возражения. Это был врач общей практики, и он оказал Полу первую помощь, обработав рану антибиотиками и наложив повязку. В конце приема
– Мне не хочется никого критиковать, но этот ужасный рубец не следовало оставлять в таком состоянии.
– В Париже в те дни врачам нужно было беспокоиться о больных с куда более серьезными ранами, которым требовалось больше внимания.
– Да, понимаю. Но все эти годы плечо должно было давать знать о себе.
– Время от времени. Если я случайно ударюсь обо что-нибудь.
– Все равно вам следует обратить внимание на плечо. Хотите, я дам вам фамилию специалиста? Первоклассный хирург.
– Ну, если вы так считаете.
– Да, я так считаю. Я назову вам двух-трех хороших врачей, а вы уж выбирайте.
Вернувшись домой, Пол решил повременить с визитом к хирургу еще пару месяцев, но спустя некоторое время плечо стало побаливать просто от соприкосновения с одеждой, а однажды ночью, повернувшись, он почувствовал, что идет кровь. Тогда он понял, что его упрямство – глупость и ничего больше, и что ему действительно следует принять меры.
«Первоклассный специалист», сказал тот врач. Но его плечо – не слишком сложный случай. Может, он вообще будет выглядеть дураком, обратившись по такому поводу к хирургу-специалисту по пластическим операциям? Но, с другой стороны, это ведь врач сказал, что ему нужен такой хирург.
Слова «пластическая хирургия» вертелись у него в голове, и в одну из его бессонных ночей Пола осенила идея. Нелепая идея, сразу же подумал он. Нелепая и опасная. Хождение по канату, игра с огнем, вот что это такое. И Ильза сказала бы то же самое.
Но может же мужчина иной раз рискнуть и поиграть с огнем, пренебрегая опасностью. Да и опасность можно свести к минимуму, если все продумать. Он не мог выбросить из головы пришедшую ему мысль. Искушение было слишком велико. Обратиться к мужу дочери! Пусть ему удастся узнать два самых малюсеньких фактика о ее жизни, все равно затея будет стоит того. Ради нескольких случайно оброненных слов о семье, что может случиться даже при общении с врачом, стоит пойти на это.
В темноте тикал будильник. Да, слышалось Полу в его тиканье, да. Нет, вдруг явственно прозвучал в мозгу голос Ильзы. Забудь об этом, выкинь это из головы. Но ее нет рядом, печально подумал Пол, и некому вразумить меня.
Отказавшись от попыток заснуть, он встал, зажег свет и открыл лежавший на тумбочке телефонный справочник. Вот. Доктор Теодор Штерн. Его нью-йоркская контора находится совсем недалеко от дома Пола, можно дойти пешком. Впрочем, какое это имеет значение. Он снова лег и пролежал до утра без сна, ведя спор с самим собой.
К утру, однако, решение было принято, и Пол записался
– Нацистский снайпер в Париже подстрелил меня, – объяснил Пол. – Прошло почти двадцать лет.
Осмотр был почти закончен; Пол сидел в приемной и через стол смотрел на доктора Штерна. Он-то и интересовал его в первую очередь, плечо отошло на второй план. Держится с достоинством, подумал Пол. Производит впечатление. Человека, добившегося успеха на каком-то поприще, не важно на каком, можно распознать с первого взгляда. Приветлив, но не фамильярен. Вдумчивый, но не разъедаемый постоянными сомнениями.
– И с тех пор вы и живете с таким плечом? Должен заметить, что это крайне неаккуратная работа.
– Вот уже второй врач говорит мне это. Но ведь тогда врачи спешили, войска двигались к Германии.
Штерн посмотрел на него с любопытством.
– Простите меня, но ваш возраст… Разве вы могли быть в армии?
– Вы правы, не мог. Меня включили в состав президентской комиссии по расследованию. Мы находились с теми нашими частями, которые первыми пересекли пролив и с боями дошли до Парижа. Предполагалось, что я дойду с ними и до Германии.
Пол говорил почти механически. Внимание его было сосредоточено на обстановке приемной. Ореховая с наплывами мебель, кожаные кресла, неяркие льняные занавеси. На всем лежала печать твердого достатка.
Отметив про себя все эти детали, он незаметно перевел взгляд на фотографию, висевшую над головой Штерна: Айрис с тремя сыновьями и маленькой девочкой стоит в непринужденной позе перед цветущими кустами. Азалии, подумал он. Волосы малышки, казалось, излучали свет. Должно быть, она унаследовала цвет волос Анны; Штерн, как и Айрис, был брюнетом. Пол хотел запечатлеть в памяти каждую черточку дышащего радостью лица молодой матери. На ней был свитер с белым воротником, одной рукой она обнимала самого младшего из сыновей.
– Видимо, вы так и не попали в Германию, – услышал он голос Штерна.
– Мне очень хотелось войти в Германию, но из-за плеча меня отправили домой. Проклятое плечо! – воскликнул он, испугавшись вдруг, что любопытство, с которым он осматривал все вокруг, покажется доктору странным.
– А я попал в Европу в составе английских войск, – сказал Штерн. – Я тоже рвался в Германию, хотел уничтожить нацистов, и мне это удалось.
Наступило молчание. Оба вернулись мысленно в то ужасное время, которое им довелось пережить.
– Да, это было страшное время, – сказал наконец Пол и, желая прогнать мрачные призраки прошлого, добавил: – Но разве не поразительно, как быстро Европа сумела оправиться. Конечно, план Маршалла сыграл свою роль, но главным было стремление людей заново отстроить свой дом, преодолев любые трудности. Да, это просто удивительно.
– С тех пор я ни разу не был в Европе, – сказал Штерн, – и вряд ли когда поеду, особенно в Германию или Австрию. Не хочу даже вспоминать о них. Я больше не говорю по-немецки, хотя это мой родной язык. Я заставляю себя забыть его. Само его звучание мне противно.