Осколки. На острие боли
Шрифт:
– Я не захочу расставаться, – грустно улыбнулась я и глубже вдохнула его запах, словно какая-то наркоманка. – Никогда!
Его грудь сотрясалась и мелко вибрировала. Он смеялся, вот только смех был какой-то невеселый, скорее печальный и полон затаенной боли.
– Не зарекайся, малыш, – прозвучали для меня самые бредовые слова.
Знала бы я, что они пророческие...
Глава 22
Домой я пришла под утро. Телефон так и не решилась включать. Надеялась, что родители спят, но всё было
– Софья, – вскрикнула она и подскочила с моей кровати при виде меня.
– Мама.
Мой голос звенел от напряжения. Несмотря на то, что
– Я не пойду сегодня в школу.
– Да-да. Конечно. Я позвоню твоей классной и скажу, что ты приболела.
– Хорошо.
Я переоделась и схватилась за расческу, проходясь зубьями по волосам. Когда я нервничала, это мне помогало. Особенно перед сном.
– Давай поговорим, Соф. Пока папа спит. Я сказала ему, что ты с ночевкой у тети Марины.
– Никто меня не искал? – спросила я, не удержав в себе вопрос.
– Я знала, что с тобой всё в порядке. Люди Михаила проследили за тобой.
– Михаила…
– Присядь, пожалуйста, Соф. Нам и правда надо поговорить.
Мама похлопала по постели ладонью, и я не стала артачиться, как бы сильно мне не хотелось сбежать. Присела около нее и скрестила ноги, положив на них руки. Только сейчас обратила внимание, что они дрожали.
– То, что ты увидела сегодня, Соф, недоразумение, ты всё не так поняла, – начала говорить мама, голос ее звучал прерывисто, словно она превозмогала себя, ведя этот разговор.
– А как я всё поняла?
Я вдруг обрела спокойствие, будто кто-то выключил все мои эмоции. Я говорила равнодушно и холодно, и мне это нравилось. Я не желала испытывать все те эмоции, которые одолевали меня в те минуты, когда я увидела маму и Михаила.
– Ты подумала, наверное, что я изменяю твоему отцу.
Мама говорила как-то неуверенно, она впервые оказалась в такой ситуации, когда была вынуждена оправдываться. Еще и передо мной.
Я молчала, и от этого мама нервничала еще сильнее. Начала сжимать и разжимать пальцы, чесать костяшками пальцев правой руки по левой ладошке, и так по кругу. Она сильно нервничала.
– Всё не так. Я вернулась сегодня пораньше, так как соседи позвонили, что мы их затапливаем, и меня перехватил Миша. То есть Михаил. Как оказалось, он жил заграницей много лет. И вот вернулся и нашел меня.
– Мы затопили соседей? – зачем-то спросила я.
– Что? Нет-нет. Это оказались наши соседи справа. У них трубу прорвало.
– Ясно.
Наступило молчание. Может, из-за того, что я перебила ее, может, ей было тяжело говорить, но продолжила она не сразу.
– Я просто была в шоке, ведь двадцать лет не видела его. Он был моей первой любовью, а это не забывается. Ты должна это понимать, ты ведь такая юная, Соф.
– Так странно. Когда ты пеняла мне на то, что я разрушила отношения Никиты и Алины, ничего не сказала про мою влюбленность в него, – задумчиво
– Вы с отцом теперь разведетесь? – задала я конкретный вопрос. Тон у меня был сухой, безжизненный, пугал даже меня саму.
– Что? Нет, конечно! Я… Миша женат…
– Так это единственная причина? – горько усмехнулась я и зажмурилась. Стазис спал, и меня накрыло волной тяжелых эмоций.
– Сонь, я… Нет! Нет! Мы с твоим отцом двадцать лет вместе… Любим друг друга… – последнее мама произнесла неуверенно, и я услышала это в ее голосе. – В общем, Михаил – просто отец Алины. В субботу он придет на официальное знакомство. Мы с твоим отцом уже всё обсудили, пришли к выводу, что не может запрещать им общаться. А насчет того, что ты видела. Я просто расчувствовалась, что увидела его впервые за двадцать лет. Этого больше не повторится. Тем более, что кроме объятий у нас ничего и не было, но я не хочу причинять боль твоему отцу, так что надеюсь, что ты сохранишь это в секрете. Ты ведь не хочешь, чтобы твой папа страдал, Софья?
Папа значил для меня много, так что ответ был очевиден. Как бы я не хотела, чтобы истина всплыла наружу, я не могла так поступить с отцом. Не имела никакого права. Ведь я его дочь и должна заботиться о нем. Вряд ли Алина теперь будет это делать. У нее ведь появится новый папа. Биологический. Родной. Состоятельный. Всё, как они с мамой хотели.
– Да, мама, я буду молчать, – ответила я и понуро опустила голову.
Распущенные волосы растрепались, прикрывая мое лицо от взгляда мамы, и я зажмурилась, чувствуя, как по щекам текут слезы. Боже, главное не расплакаться навзрыд и не всхлипывать. Не хочу, чтобы мама видела, как мне плохо.
– Вот и умница, – выдохнула она с облегчением и встала с кровати, отчего та заскрипела.
– Я хочу спать, – произнесла я и повернулась боком так, чтобы она видела лишь мой затылок.
– Да-да, конечно, спи сколько хочешь, учительницу я твою предупрежу, что ты не придешь. Мы с отцом на работу, а вечером давай твою любимую пиццу закажем? Пеперони.
Я засуетилась, взбивая подушку и откидывая покрывало, и смогла лишь кивнуть, хотя пеперони совсем не любила. И расслабилась я лишь, когда мама закрыла дверь с той стороны.
Я расправила постель и легла, накрываясь одеялом с головой. Лежала без движения я долго и смогла дать волю чувствам, когда услышала стук входной двери. Дважды. Родители наконец ушли на работу, и в квартире осталась я одна.
Сначала раздался один всхлип, за ним второй, а после я и вовсе разрыдалась в голос, впервые чувствуя себя настолько потерянно, что не чувствовала сил. Лежала в кровати, словно желе. В таком раздрае я и уснула, окончательно обессилев от слез.
***
С того дня мы с мамой старательно избегали разговора друг с другом. Отцу я ничего не сказала, и к субботе она расслабилась, поняв, что я буду молчать.