Осколок Империи
Шрифт:
Наступила ночь. Кабина была залита светом. Я спал в комнате отдыха, убаюкиваемый гулом машин, регулирующих температуру. Настало утро, и я снова принялся за работу. Радиометр выводил песню смерти, с каждым перерывом все громче. Если бы у меня раньше было намерение выйти в открытый космос, сейчас я отказался бы от него. Радиация не проникает сквозь корпус изделия «Дженерал Продактс», и ничто другое не проникает, кроме видимого света.
Я провел мучительные полчаса, пытаясь вспомнить, видит ли кто-нибудь из клиентов «Дженерал Продактс» рентгеновские лучи. Позвонить
В индикаторе массы появилась слабая голубизна. Это газы, которые выбрасывает пятно. Я все менял очки.
Утром следующего дня я остановился. Лететь дальше было бессмысленно.
— Беовульф Шеффер, вы влюбились в звук моего голоса? У меня есть более важные занятия, чем наблюдение за вашим полетом.
— Я хочу прочесть лекцию об абстрактном знании.
— Я подожду, пока вы вернетесь.
— Я не успею, Галактика взорвется.
Послышался странный шум, а затем:
— Повторите, пожалуйста.
— Я завладел вашим вниманием?
— Да.
— Прекрасно. Мне кажется, я понял, почему большинство разумных цивилизаций всеядны. Интерес к абстрактному знанию есть симптом чистого любопытства. А любопытство, наверное, признак, обеспечивающий выживание.
— Стоит ли это обсуждать? Ну, хорошо. Наверное, вы правы. Подобные предположения делали и до вас. В числе ваших предшественников были даже кукольники. Каким же образом наш вид сохранился?
— Наверное, у вас есть замена любопытству. Например, мощный интеллект. У вас достаточно древняя цивилизация, и вы успели подняться на высокий уровень развития. Разве можно сравнить наши руки с вашими ртами! Если бы наш часовой мастер имел на руках органы вкуса и обоняния, его кисть не была бы такой сильной, как ваши челюсти, а пальцы — такими точными, как отростки на ваших губах. Когда я хочу узнать, насколько древним является народ, я смотрю, какие у его представителей руки и ноги.
— Верно. Человеческие ноги еще не окончательно приспособились к выполнению своей задачи — к ношению человеческого тела. Итак, вы предполагаете, что наш интеллект усиленно развивался, чтобы обеспечить выживание вида без опоры на познание мира методом проб и ошибок, которым пользуетесь вы для получения знаний ради знаний?
— Не совсем так. Наш метод лучше. Если бы вы не послали меня в рекламное путешествие к центру Галактики, вы ничего не узнали бы.
— Вы сказали, Галактика взрывается.
— Ну да, она взорвалась где-то девять тысяч лет назад. Я надел светозащитные очки номер двадцать, но все равно глазам больно. Трети центра уже нет. Белое пятно растет со скоростью близкой к скорости света. Едва ли оно остановится, пока не выйдет за пределы Центра и не столкнется с газовыми облаками.
Ответа не было. Я продолжал:
— Сердцевина пятна уже выгорела, а на поверхности — молодые новы. И учтите, свету, который я вижу, уже девять тысяч лет. Сейчас я прочту показания некоторых приборов. На радиометре двести десять. Температура в кабине нормальная, но слышите, как воет терморегулятор? В индикаторе массы стоит голубая муть. Я поворачиваю обратно.
— На радиометре
— Я думаю, тысячи четыре световых лет. Я вижу фонтаны горящего газа. Они образуются на ближней стороне пятна и выбрасывают пламя на юг и на север Галактики. Это мне что-то напоминает. В Институте имеются изображения взрывающихся галактик?
— Имеются. Взрывы галактик происходили в прошлом. Это плохая новость, Беовульф Шеффер. Когда радиация, распространяющаяся из центра Галактики, достигнет наших миров, она стерилизует их. Нам, кукольникам, скоро понадобится значительное количество денег. Хотите, я освобожу вас от обязанностей, предусмотренных контрактом, но без уплаты вознаграждения?
Я так удивился, что не в силах был обижаться.
— Нет, — засмеялся я.
— Вы собираетесь лететь в самый Центр?
— Нет, конечно. Слушайте, почему вы…
— Тогда, согласно контракту, вы должны платить неустойку.
— Еще раз нет. Я сфотографирую приборы. Когда суд увидит шкалу радиометра и голубой туман в индикаторе массы, он поймет, что приборы повреждены.
— Ерунда. Вам введут наркотик, и вы все объясните.
— Разумеется, и судьи узнают, что вы заставляли меня лететь в эпицентр катастрофы. Знаете, что они скажут на это?
— Что может сказать суд против контракта?
— Все что угодно, если захочет. Может быть, суд решит, что мы оба лжем, а приборы действительно сломались. Может, он найдет способ доказать, что контракт является незаконным, но вынесет решение против вас. Хотите пари?
— Нет. Вы победили. Возвращайтесь.
Центр Галактики снова превратился в сверкающий разноцветными искрами драгоценный камень, а потом скрылся за линзой Галактики. Неплохо бы слетать к нему через пару десятков тысяч лет, но машина времени еще не изобретена.
Я добрался до Центра примерно за месяц. Домой я летел не торопясь. От Центра я направился на галактический север и летел над линзой, где мне не мешали звезды. На это ушло два месяца. Всю дорогу я гадал, почему кукольник в самом конце решил меня надуть. Полет прославил бы «Лонг-Шот», а президент отказывается от славы, лишь бы разорить меня. Я не мог спросить его об этом, — на мои звонки никто не отвечал. Мои знания о кукольниках не помогали. Меня не оставляло чувство-, что за мной подглядывают.
Система наведения приземлила меня точно на базу. Меня никто не встречал. В телепортационной кабине я набрал код Сириуса-Матер, самого крупного города на Джинксе. Я собирался связаться с «Дженерал Продактс», сдать им корабль и получить деньги.
В городе я столкнулся с новыми неожиданностями.
— «Дженерал Продактс» перевела на мой счет в банке Джинкса сто пятьдесят тысяч звезд. Для меня оставили в банке письмо, в котором говорилось, что я не обязан писать рассказ о полете.
— Компания «Дженерал Продактс» исчезла. Она перестала продавать корабли. Всем клиентам были выплачены неустойки. Это произошло два месяца назад, одновременно во всех известных мирах.