Ослепительный нож
Шрифт:
Подъехали к городским вратам. Ливень стих, кареть же остановилась. Возница, сошед с облучка, приотворил дверцу:
– Далее нет езды. Улицу запрудила толпа.
– С Божьей помощью доберёмся пешехожением, - вздохнул князь, покидая тёплое место.
Симеон - за ним.
– Боюсь быть в толпе, - вспомнила Евфимия новгородские злоключения.
Раина прижала к своему боку боярышнину руку:
– Небось!
Молнии ещё пыхали окрест. Кое у кого появились факелы, ибо совсем стемнело.
– Ступайте
– Там сторожа Андрея убило молнией!
У паперти над трупом выла женщина. Другая громко поясняла:
– Цепь паникадильную порвало, двери царские ожгло.
– Внутрь вошёл огнь?
– ужасались голоса.
– У нашего святого Николы в воротах под церковью двоих убило!
– свидетельствовали очевидцы.
– Одни упали, как мёртвые, другие онемели, иные без ног стали и оглохли…
– А в церкви у святого Константина иконы опалились!
– И у Предтечи, и у Василия Божий гнев оставил отметины…
– Пропустите князя Константина и людей его!.. А ну, отхлынь!
– кричала обережь вокруг Евфимии и её спутников.
Чья-то мужняя жёнка под выцветшим убрусом в толчее просочилась сквозь охранышей, оказалась меж Раиной и боярышней.
– Не зря вчера в вечернюю зарю являлось знамение на небеси!
Женщина тряслась от страха. Евфимия спросила:
– Какое знамение?
– А не видала?
– полуплача, крикнула напуганная дивом горожанка.
– Все видели! На западе звезда немалая взошла, аки копьё, а сверху, с острия, воссиял луч. Это ради грехов наших. Так толкуют сведущие. Всё преобразуется, претится и велит покаяться.
– В чём каяться?
– услышал их беседу князь.
– В том, что русские между собой секутся, брат куёт копьё на брата, острит меч приятель на приятеля, стрелами стреляет ближний ближнего, сулицею прободает сродник сродника, племенник своего племенника низлагает и правоверный единоверного рассекает, юноша седин старческих не стыдится, и раб Божий раба Божьего не щадит…
– Куда, куда отжимают нас?
– сопротивлялся князь толпе, что с обережью вкупе понесла их вправо от Великого моста.
– Нам на Владычную сторону!
– Любезный княже, - стонал сдавленный с боков Симеон.
– Говорят, инок свят внезапно начал в колокола звонить, и многие сходятся… Он же уродствует…
– Что толкуешь, отче? Какой инок?
– продолжал сопротивляться толпе Константин Дмитрич.
– Ох, и вправду колокольный звон!
Дождь то уходил, то приходил, загашивая факелы.
И вся толпа, спешащая на зов, напоминавший набат, вдруг погружалась во тьму кромешную. Лишь вспышки молний озаряли бесконечность жарких глаз, всклокоченных бород, высоких шапок…
– Не наседай! Не наседай!
– предупреждала цепь вольных стражников.
– Пройди заулками!
Кабы не стражники-богатыри, помяли
Вывернув из-за угла, Евфимия узрела страшный свет. Треща, искря, грозя красноязычием, пылал костёр до неба.
– В храм угодила молния! Сосновый храм горит!
– кричали спереди на крики напирающих.
– Что, что горит?
– Колокола на звоннице от огненного жара разлились!
– перекрывал всех тонкий голос.
Однако тот набатный звон, что стягивал толпу на площадь, ещё гудел. И вдруг умолк. И всё умолкло. Лишь факелы шипели и чадили, судя по запаху, ибо во тьме не видно было чаду.
– Глядите, вон, на каменной приступке возвысились архиепископ наш Евфимии с посадником Нежатой…
– Тише! Тише!.. Юродивый заговорил…
На звоннице каменной церкви, что насупротив пылающей сосновой, освещённый пламенем, стоял высокий человек. Он не был в медной шапке и веригах напоказ, какими Всеволожа привыкла видеть на Москве юродивых. На нём были скуфейка, ряса, подпоясанная вервием. Левая рука сжимала длинный посох, правая возвысилась над площадью.
– О, это ж Михаил, мой родич!
– затормошил князь своих спутников.
Его утихомиривали из толпы:
– Дай слушать!
Михаил Клопский подошёл к самому краю высокой каменной площадки. Белая, едва не по колена, борода зашевелилась. Он стал говорить. Гулкий, как гром небесный, голос, чёткие, как будто зримые, слова как было не услышать?
– Днесь великий князь торжествует!
– возгласил юродивый.
– Господь даровал ему наследника. Зрю младенца, ознаменованного величием. Се игумен Троицкой обители крестит его, именуя Иоанном. Слава Москве!
Толпа безмолвствовала. Будто бы никто вправду не воспринял славословия юродивого.
– Иоанн победит князей и народы, - продолжил он.
– На горе нашей отчизне Новгород падёт к ногам Иоанна и не восстанет!
По толпе прошёл стон.
– Гордыню вашу упразднит Иоанн и ваше самовластие разрушит, - пророчествовал Михаил.
– И самовольные ваши обычаи изменит. И за ваше непокорство многу беду, и посечение, и плен над вами сотворит. И богатство, и сёла ваши восприимет…
– Протиснусь, протолплюсь к архиепископу, - рек Симеон на ухо князю.
– Ты не пойдёшь со мною, сыне?
– Нет, - мотнул головой Константин Дмитрия.
– Евфимии держит сторону Василия Московского. У нас с владыкой мысли разные.
Вскоре по отходе Симеона умолк юродивый, покинул звонницу. Князь было попытался с помощью охранышей приблизиться к своему родичу, однако увидал его вблизи архиепископа и отступил.
Толпа редела. Люди расходились.
– Ты веришь, доченька, пугающему прозорливцу?
– спросил князь Евфимию.
– Я верю, - отвечала Всеволожа.
– Я - нет, - возвысил голос Константин Дмитрич.