Ослепительный нож
Шрифт:
– Слава! Слава!
Конные, пешие воины, кто в чём, но с бердышами, копьями, щитами, мечами окружили Васёнышевых людей, самого князя стащили с коня, вскинули на щите, понесли, как кесаря.
– Недостоит тебе явно высовываться в окно, - предупредил скачущий обочь карети Немир.
Всеволожа не слушала.
Вот и мост через Волгу. За ним - деревянный кремник, боярышнино узилище. Она спросила Немира:
– Кто поднял князя на щит? Посадские? Охраныш раздул ланиты:
– Люди сии - дружина
В Кремле Евфимию поместили в ту самую боковушу, где состоялся её ночной поединок с Васёнышем. На сей раз похитчик не пригласил к трапезе, даже не объявился. Значит, не до неё.
– Житьишко наше невыглядное, - принесла Неонила естьё с питьём.
– И сами мы с тобою невыглядки.
– Велит меня запирать?
– осведомилась Евфимия.
– Кто? Негниючка-князь?
– сузила глаза Неонила.
– А хочешь, по переходам постранствуем?
Обе спустились в сени, прошли на громкие голоса, остановились у сводчатой двери, видимо, в княжеские покои.
Сквозь дубовую толщь доносился буйный голос Косого:
– Пошто супротивник Васька устремился на Кострому? Невдомёк? А мне ведомо. Ещё с пути послал ему взмётные грамоты. Ничещ, отступим. За нами - Вятка! Из Вологды, Великого Устюга воевод Васькиных вылущу, как семечки из подсолнуха.
Неонила стояла спиной к двери. Евфимия - перед ней.
– Укажи выход… Достань коня… Вырваться!.. Умчаться!..
– нетерпеливо трепетала боярышня.
Неонила молчала, расширив очи. Всеволожа, почуяв неладное, оглянулась.
Позади ухмылялся Немир, поигрывая кистенём на верёвочке.
– Побегушки? А при всех выходах - молодцы на стрёме. Будет побегу - по вершку на сажень! Крадусь следом, лопаюсь со смеху - побегухи!
– Ты, Немир, что учёный зверь, - обошла Всеволожа охраныша.
– Свою волю сменял на хозяйскую.
Оловянные очи парня вперились в неё, потемнев, как свинцовые.
– Моя бы воля - посягнул бы на тебя. А хозяйская не велит. Радуйся!
Неонила шла молча. Охраныш проводил их до двери боковуши.
– С чего ты так оробела?
– спросила Евфимия, когда остались одни.
Ответом был шёпот на ухо:
– Страшны мне Немир, Нелюб, агарянин Фома. Видела, как проклятые кистенём вышибают зубы. Узрела в Немировой лапе кистень - онемела!
Спать устроилась Неонила вместе с Евфимией. Постелила на полу у боярышнина одра. То ль сторожиха, то ли наперсница.
Проснулась Всеволожа одна. Растворила оконницу. Дрогнула. Вспомнила приговорку Полагьи: «Сентябрь холоден, да сыт». Холод кинул в дрожь, зато Неонила принесла оладьи с забелкой, огурцы с мёдом. Боярышня есть не поторопилась. Глядела, как на торговой площади толпились вершники, пешие, все при оружии, а из ворот кремника выползала вереница обозов с походным скарбом.
– Куда сборы?
–
– Поспеши, - придвинула услуженница деревянную чашку.
– Кареть впряжена. Велено не мешкать.
– Далеко ль ехать?
– тяжело вздохнула Евфимия.
– Сказывают, до Вологды. А уж там… Поначалу тащились в хвосте, в обозе. Всеволожа приметила дородных бородачей у моста через Волгу. Распоясанные, без шапок, трое стояли, не в силах скрыть ненависти в глазах. Потом вскинули кулаки, погрозили вслед уходящим. Оглядень Немир тоже им погрозил кистенём.
– Отчего так злы эти люди?
– спросила его из окна Евфимия.
– Сурожане купцы, - помрачнел охраныш.
– Известная костромичам троица: Гостило, Добрило и Некомат. Привозят Волгой товары аж от самого синего моря. Из Сурожа, Кафы, Ялиты, Кречева. Вот мы у них и взяли взаймы без отдачи.
– Отняли?
– спросила Евфимия.
– Зачем? Сами дали. Разоблакли их, привязали к сохе, велели бить кистенями и плетьми… Тьфу!- ругнулся Немир и поскакал к взорвавшимся ссорой обозникам, чтоб унять галдёж.
Вновь потянулись тряские путевые дни с постояниями в курных избах, с картяной и зерновой игрой на привалах. Посетили жалостный городишко Блудкин где-то в Залесье. Евфимии удалось выспаться в опрятной светёлке, в чистой постели. Здесь Васёныш и навестил её. Взглядом выпроводил Неонилу, вкрадчиво спросил:
– Злобишься, Офима?
– Не получив ответа, присовокупил: - Ты, помнится, говаривала: «Насилу не быть милу». И ещё: «Под насильщиной жить не стану». Нынче не неволю твоих чувств. А дождусь ли волеизъявления?
– Отпусти меня, Васёныш, - попросила Всеволожа самым дружелюбным голосом.
Косой сдвинул брови.
– Стало быть, без перемены… Ничего, Офима. Доказню тебя. Не в Вологде, так в Великом Устюге, а доказню. Сама вымолвишь нужные слова.
Едва он выскочил, впорхнула Неонила чёрной птицей.
– Только что Немира на телеге привезли. Княжьи люди в Блудкине насильничают, грабят. Немир с ними сгинул на всю ночь. Гражане отмстили удальцу. Не дожил до срока жизни. По досмотру на нём - раны: на голове, на лбу прорублено бердышом до крови, на правой щеке зашиблено кистенём до крови, на правой руке, на локте, прошиблено кистенём до крови…
Евфимьина жалость не шелохнулась.
– Стало быть, кистени не только у татей, а и у мстителей, - всего-то отозвалась она.
С того дня обочь карети стал скакать Нелюб.
Всеволожу со спутницей и колесницей переместили из обозного хвоста ближе к князю.
Вот и опять подградие. Уж не Костромы - Вологды. И мост не через Волгу, а через приток Сухоны.
Тесно на мосту. Движение прекратилось. Боярышня вскоре заметила, что остановка не из-за тесноты, совсем по иной причине.