Ослепительный нож
Шрифт:
Евфимия вошла в шатёр и сызнова надела как при бегстве из деревни, рубаху и порты, сапоги чёрного товара, а поверх - кольчугу. Волосы убрала под шишак. И конь осёдланный, и меч, и щит теперь имели не хозяина, хозяйку. Чуткий, храбрый вестоноша пусть залечивает рану. Боярышня стремглав помчалась в сторону ещё не стихших оружия и голосов. Завидев первого всадника, спросила:
– Чей полк?
– Засадный. Князя Дмитрия Юрьича. Пристроясь в голову отряда, она увидела знакомый облик человека в шлеме с чупруном.
–
Красный оглянулся.
– Ты?.. Евфимия Ивановна?
Она, захлёбываясь, рассказала про вестоношу из засады. Он прискакал не от деревни, где Васёнышева рать, наоборот, от леса, где должен быть Гашук с вятчанами. Она запомнила: правее надо взять, чтоб выйти им навстречу.
Красный согласился.
– Спаси тебя Господь за смелую урядливость. Теперь езжай на стан.
Луна всем ликом вырвалась из туч и осветила князя и боярышню.
– Не для того же переоблачилась и окольчужилась, чтоб, сложа руки, ждать, - сказала Всеволожа.
Князь не нашёлся сразу, как возразить. А лес уже был рядом. Стали просачиваться сквозь него.
– Вели друг дружке передать: ни шагу из подлесья, - сказал Дмитрий Юрьич ближнему всаднику.
– Всем быть готовыми. Дам знак, свистнешь. Ты у нас свистало!
За лесом снова было поле. Боярышня невольно ужаснулась рядам вятчан, идущим им лоб в лоб, но их не видящим.
И вот раздался свист.
– А-а-а-а!
– поднялось над лесом! Вятчане замерли, смутившись, однако же ответили:
– А-а-а-а! Битва началась.
Пока сшибались конные копейщики, князь Дмитрий ждал. Евфимия подумала: «Как странно складывается судьба! Чего больше всего боишься, чего не хочешь, то и проходишь». Сегодня было её первое крещение в большом бою.
– Тебе не место здесь, - сказал Дмитрий Красный.
– А коль уж оказалась, замри в подлесье. Жди. Их будет верх, скачи на стан, предупреди…
И он рванулся в поле.
Рубка при луне был красива и ужасна. Проклятия и вопли - хоть уши затыкай, да бесполезно! Евфимия держала взглядом шлем с чупругом. Увидела: обереженье князя почти всё полегло. Его обходят. Ах, так ли уж силён младший брат Юрьичей, моложе её на год, а то и на два! Он рубится и ловко, и спокойно, да долго ли продержится? Евфимия представила себя в пещере, окружённой челядинцами Васёныша, когда Фотинья пробивалась к ней и не пробилась.
Боярышня пустила коня в поле, как стрелу из лука. Вот первый супротивник… Посечен сзади. Второй уж обернулся, деловито поднял меч… Удар отбит.
– Откуда ты, такой пащенок, взялся? Ещё, ещё удар отбит.
– Вязкий волчок!
Удары тяжелы, рука немеет… Вот щит вятчанина чуть приоткрыл живот. Самое место для удара…
– О-о-о!
Ещё один заходит в тыл к князю Дмитрию!
И тут - толчок в плечо, едва
…Очнулась на мужских руках. Нет, это не Олфёр Савёлов. Приятные, заботливые руки, по-братни бережные. Скорее не по-братни, а по-мужни!
– Наказывал, Евфимия Ивановна, стоять в подлесье! Голубушка, ты ранена! Открой уста, взгляни…
– Нет, я не ранена. Я вышиблена из седла, - сказала Всеволожа.
– Помоги стать на ноги.
– Я донесу тебя хоть на край света, - пообещал князь Дмитрий, - только живи.
– Поставь меня, - высвобождалась пылкая воительница.
Голова кружилась. Пришлось крепко опереться на руку князя.
Холодная луна серебряно взирала с высоты.
Он оглядел поле, где бродили кони без седоков и алчные хваталы торопливо обирали посеченных.
– Прекрати это!
– повелел он одному из подошедших воевод.
Евфимия вполне пришла в себя и отпустила его руку с неохотой. Князь ей сказал:
– Лучше бы я на себе раны видел, только бы невинные люди такой крови не терпели. Лучше бы согласился я жить в заточении необратном, только бы не быть здесь и не видеть над людьми таких злых бед.
Четверо воев за ноги и за руки поднесли тело, положили у ног князя.
– Вот Гашук.
Красный посмотрел на Всеволожу. Чуть склонясь над телом, она выпрямилась, подтвердила:
– Да, Путило, прозвищем Гашук.
Молча сели в седла. Ехали до стана бок о бок в тесном конном окружении. Князь то и дело брал боярышнину руку.
– Как тебе можется? Она пыталась улыбаться.
– Спаси, Господи… Будь за меня покоен.
А с противоположной стороны рать государева уже вернулась в стан. Василиус их встретил у шатра.
– Бог мне помог! Шемякина дружина и полки Косого рассеяны. Васька сам-друг с воеводой Вепревым сверкнули пятками. И вы, как погляжу, с удачей? Где Евушка? Никто не ведает? А что это у тебя, брат Дмитрий, новый оружничий?
– Узнавши Всеволожу, великий князь всплеснул руками.
– Ну, глумотворщица! До битвы отодрал бы за уши, сейчас смеюсь.
– Не смейся, брат, - ответил Красный.
– Она не глумотворщица. Не будь её меча рядом с моим, уже не говорили б мы с тобой.
Все спешились.
– Несите больше свету, - распоряжался великий князь.
– Подайте омовенье, а после - яства и питье. Пир зададим на славу. Свершился Божий суд! Пойдемте все в большой шатёр, - пригласил он воевод с князьями и полчанами.
– Жаль, старший Юрьич вырвался из моих рук. Стало быть, смуте не конец. Однако же конец отныне близок.
– Василиус взял за руку Евфимию.
– Не сторонись нас, Евушка. Первый же заздравный кубок - за тебя!.. А войский вид тебе к лицу, - шепнул он в ухо.