Ослеплённый разочарованием
Шрифт:
Решётка поднималась и поднималась; время текло очень медленно. Я так боялась, что они узнают Безымянного и арбалетный болт, выпущенный из бойницы над вратами прикончит моего спасителя. Что я тогда буду делать?
Продашь трупы, и его заодно, и ускачешь домой. И поговоришь по душам со своими односельчанами, — зашептал хитрый голосок внутри меня. О нет! Я вскарабкаюсь по стене и не обращая внимания на стрелы, воткнувшиеся в шкуру, разорву их!.. А потхо-о-ом бухгду наби-и-ир-р-рать в-в-в ладон-н-нхги-и-и кров-в-вь
Решётка поднялась, я стегнула коня, — над ним тоже пришлось поработать. Хорошо, что я вовремя узнала, что он тоже из Обители. Теперь по степени немытости он даст сто очков любой деревенской корове. Да что там, любая корова помрёт от того запаха, который сейчас исходит от нашего коня! Наверное, он стал вдвое тяжелее от грязи, в которой мы его заставили выкупаться.
Мы неторопливо въехали в Обитель. Стражник не рискнул подойти ближе, чем на два метра, спросил, зажав нос:
— Вы кто такие? Что-то раньше я не видел вас и вашего шелудивого осла?
— Старый Рафук заболел и не смог приехать. Мы вместо него.
— Ваша кляча от него заразилась?
Стражник поспешно удалился, не переставая громко ругаться. «Немытая деревенщина», вот мы оказывается кто! Отхкус-с-сить ему хголохв-в-ву!.. Хсжах-т-тть ехгхо такх-х-х, чтобх-х-х рёхбрха прохтхкнухли кохжу-у-у!.. Крохв-в-вь!.. Потокха-а-ами-и-и!..
Мы проехали ущелье каменного дворика, — послушники, те которым не удалось вовремя смыться, жались к стенам, — затем свернули в маленький загон. На дальнем его краю удобно располагались выгребные ямы, ещё дальше — чернела тыльная стена общественного сортира. У других стен лежали штабеля мертвецов. И здесь уже никто не должен был обращать внимания на запах.
Тем не менее, служка, подошедший к нам, втянув воздух, — то, что его заменяло, — ноздрями, закашлялся и сказал:
— Товар-то больно ядрёный! Больше двух медных монет за таких не дам.
— По пять! — возразила я.
— Бери три за каждого, и проваливай! А то ваш безрогий козёл не меньше трупаков воняет.
— Пять! — железно сказала я. Убрахть мхразь сх-х-х дохроги! Заставхить визхжать какх хрякха, кохтохрому отхру-у-убаюхтх копытха-а-а!
— Три! Таких даже сортиры мыть не отправишь! Ещё больше загадят!
— Ладно! — неохотно покорилась я.
— Сгружайте! — кивнул он куда-то в сторону.
Двое послушников, отправленных сюда за какие-то проступки в наказание, морща носы, стали цеплять мертвецов крючьями за рёбра и тащить, укладывать в штабеля. Служка важно удалился, и они резко снизили темп работы.
Я ласково обратилась к ним:
— Ребята, вы не сможете организовать мне ванну? Я насквозь провонялась…
— За трапезной есть общественная мойня…
— Помойня… Дурак… — второй поправил первого послушника, и они вместе загоготали развесёлой шутке. И очень тупой шутке. Таких шутников убивать надо. Просто убивхать. Даже не дхля едхы.
— Мой братец-дебил никуда меня одну не отпустит! — я кивнула в сторону Безымянного, который во всю исполнял роль братца-дебила — качался из стороны в сторону, схватившись за «сломанную» челюсть и мычал что-то.
— Так возьми его с собой! Ему тоже не помешает искупнуться!
— Так он телегу не бросит! Может, мне на телеге в вашу мойку въехать?!
Послушники покатились со смеху, схватившись за животики.
— Принесите мне бочку, а? Я вам позволю мне спину потереть!.. — с робкой надеждой сказала я.
Они переглянулись, и как один, бросились куда-то за сортиры. Вернулись скоро, катя перед собой огромную бочку.
Тут я совсем обнаглела.
— Жаль, мала, — притворно сказала я. — А то б я вам показала, как с конём купаюсь. Всегда у себя в деревне так делаю. А то мужиков настоящих у нас совсем мало стало.
У младшего послушника отвисла челюсть, второй был старше него года на два, но и он, даже краем уха, не слышал о таком.
— А ты так покажи! Без воды!
— Ну что вы! — томно протянула я. — Мой конёк-то в пути измазался весь. Вот был бы чистый…
Я подталкивала их к решению создавшейся патовой ситуации, но они были слишком тупы.
— Вот был бы здесь чистенький жеребчик… — промурлыкала я.
Молчание. Тупое молчание. Таких-х-х убив-в-вать… Спокойнее.
— Может приведёте молодого и сильного жеребца? — Уж не слишком ли нагло? Нет, не слишком. Бегут наперегонки и… О, удача!.. Каждый возвращается с конём! Да, их тупости можно только позавидовать…
Теперь за дело принялся Безымянный. Спрыгнув с телеги, в которую он превратил наш фургон, он — всё-таки, у него дестроэдный тип характера — ударил кулаками послушников в ли… тупые морды. Одновременно. Жаль, что не насмерррть… Р-р-разорвать их-х-х!.. Спокойно. Спо-кой-но…
Безымянный сбросив пинками мертвецов, поднимал бочку на телегу, в то время как я торопливо впрягала коней.
Закончив, Безымянный схватил послушников и уложил их на штабель, прикрыв сверху трупами.
Мы сели на телегу и, как ни в чём не бывало, развернули её и медленно покатили к выходу с загона. Тут-то и вернулся служка.
— А что, всё уже? А где послушники?
— Бражку пошли пить!..
— Вот я их! А что это за бочка?
— Да так… Нам её ваши юные неофитусы продали… Обменяли… На нашу бражку…
— Два наших коня!..
— И это они нам дали за бражку, — вздохнула я. — Представляете? За один бурдючок! В таком возрасте!.. — горестно простонала я. — Мать родную готовы продать за кружечку.
Может нам ещё удалось бы запудрить мозги служке, оглушить его и незаметно выехать за крепостные стены, но две некстати случившихся вещи… помешали нам…
Мощный хвост непокорных волос, выбившийся из-под воротника Безымянного. Послушник, сваливающий с себя трупы.
Служка резво бросился бежать от нас, крича: «Стража»!