Османская империя. Шесть веков истории
Шрифт:
Социология имперской администрации
Диверсификация набора на различные государственные службы усилилась. С одной стороны, они шире открываются для волонтеров-райя и клиентов высокопоставленных лиц, стремящихся к социальному продвижению [211] . С другой стороны, в XVII веке почти половина высших должностных лиц государства происходила из домов визирей и пашей. Администрация провинций столкнулась с эволюцией того же типа. С одной стороны, в XVII веке для подавления возросшего числа восстаний дворец назначал на эту должность верных людей или опытных работников. С другой стороны, все большее число командиров и офицеров, занимающих должности в провинциях, не происходили из дворца, а наследовали положение своего отца [212] . Набор извне увеличивался, уже необязательно, чтобы бывший паж сераля был сначала назначен в провинцию, чтобы получить руководящую должность. В то же время доля заместителей управляющих (санджак-беи) при наборе бейлербеев снизилась. Однако в связи с замедлением завоеваний вакансий становилось меньше, тогда как число кандидатов на них росло. Следовательно, санджак-беи чаще возвращались на прежние должности, имели ограниченную степень
211
Kunt, 1983. P. 35, 45.
212
Abou El-Haj, 1974. P. 438–447.
213
Kunt, 1983. P. 70.
214
Kunt, 1981. P. 48.
Духовенство (ильмийе) продолжило институционализацию. Ханафитская школа охватывает османских правителей и тюркоязычное население, которым они управляют. Тем не менее улемы в арабских провинциях империи все еще придерживались доосманских канонов функционирования, связанных с тремя другими суннитскими школами: шафиитами, маликитами и ханбалитами. Они позволяли себе резко критиковать дела государства и османское законодательство, если находили, что они препятствуют применению шариата [215] . В Стамбуле и центральных провинциях, напротив, карьера и чины зависели от узкой иерархии: кади не мог быть назначен на должность определенного разряда, если он ранее не занимал пост, привязанный к предыдущему. Пирамидальная структура становится настолько жесткой, что перекрывает набор в корпорации: между 1550 и 1650 годами половина обладателей трех самых высоких должностей (оба казаскера и шейх-уль-ислам) происходят из одиннадцати семейств высших чиновников [216] . Функция шейх-уль-ислама еще больше удалилась от выполнения задач юрисконсульта, когда Селим II передал ему отбор кандидатов на высшие посты, до тех пор эта прерогатива была обязанностью великого визиря, чья компетентность в данном вопросе правомерно ставилась под сомнение. Функция становится политической, в XVII веке частота увольнений возрастает. Хуже того, три держателя должности казнены (1634, 1656, 1703). Обычно эта мера применялась только к султанским кулам [217] . Политизация должности остается исключительной, в следующем столетии пост шейх-уль-ислама сводится к управлению единственно людьми Бога.
215
Rafeq, 1994.
216
Tezcan, 2009. P. 389–393.
217
Katg?, 2013. P. 58.
Со своей стороны, кулы остаются собственностью государя, каково бы ни было их возвышение в иерархии аскери. Своим состоянием они обязаны государству, и в любой момент султан волен отобрать его. Чтобы уменьшить риск монополизации прерогатив, основанных на применении специальных компетенций, кулы не имеют права передавать свои привилегии. Иностранные наблюдатели видели в этой системе найма и непередачи статусов признак меритократии. «В Турции не рождение ведет к большим постам, заслуги и таланты могут возвысить крестьянина до высших государственных чинов. Турки не верят, что дети с кровью наследуют добродетели своих предков» [218] . Среди великих визирей они любят выделять сыновей пастуха (Рустем, ум. 1561), жестянщика (Калайлы-коз Ахмед, ум. 1715), кузнеца (Дамад Мехмед, ум. 1621) или борца (Хока Ибрагим, ум. 1713). Они не видят, что мир меняется.
218
Porter, 1769. Vol. 2. P. 54.
Действительно, с одной стороны, кампании по рекрутированию девширме распространялись на города; с другой – доля бывших пажей среди высшего руководства Порты сократилась. Большая часть из них происходила из Анатолии или с Кавказа. Значение войн, ведущихся против сефевидского шаха, увеличило вес азербайджанцев и иранцев. Культура «семейного гения» пронизывала процедуры найма [219] : у 22 % секретарей земельных кадастровых служб был отец, работавший в этих службах. Высокая социальная среда дала возможность получить высшее образование и привилегированный доступ к карьере. Однако затем человек достигал продвижения благодаря собственным качествам, оценке выявленных навыков и способности создавать прочные связи и диверсифицированные сети [220] . Этот сплав питает «дух османских институтов».
219
Bouquet, 2007. P. 205–208, 212–214.
220
Shinder, 1973. P. 228.
Клиентелизм особенно распространен внутри администрации, как в сетях дворцовой челяди XVI века, так и в домах визирей XVII века [221] . Понятие включает в себя два аспекта.
1. Протекция: соответствует практике, ставшей необходимой в силу характера османской администрации, т. е. в связи с отсутствием установленных правил карьерного роста
221
Kunt, 1975. P. 27–42; Abou-el-Haj, 1974.
2. Покровительство: секретарь нанимал сотрудника, необходимо было обучить его и впоследствии отдать ему часть финансовых средств; благодаря своему авторитету он берег менее опытного и занимающего более низкую карьерную ступень сотрудника, способствовал его продвижению и, таким образом, заручался его поддержкой в последующие годы. Покровительству способствовали наследование ресурсов, организация канцелярской работы по принципу цеховых объединений (ученика готовит опытный секретарь) и вес сетей общих знакомых в процедурах найма.
Противостояние: армия
Частичное освоение европейских военных методов подпитывало мощь османов с середины XV века. Отнюдь не ослабевая в конце XVI века, оно поддерживало логистическую эффективность османских армий до конца XVII века, несмотря на военный упадок – постепенное медленное разрушение и, позднее, отсутствие военной мощи, – оно наглядно проявляется в начале XIX века. Но в середине XVI века возникли две проблемы: утрата структуры корпуса янычар и резкое ослабление провинциальной кавалерии.
Корпоративный дух, воинское братство, осознание своей принадлежности к элите и подчинение бекташизму когда-то обеспечивали силу и сплоченность янычар. Теперь их эффективность и честность пострадали от ослабления дисциплины, а корпоративная закрытость становится предпосылкой для мятежей. В гарнизонных городах они множат преступления против горожан и притесняют торговцев [222] . Великий визирь Сулеймана Лютфи-паша (1539–1541) резюмирует свое представление об османском элитном корпусе: «Войска должны быть немногочисленными, но превосходными» [223] . Увы, число янычар растет (7800 в 1527 году, 35 000 – в 1598, 39 000 – в 1609, 53 000 – в 1660-м) [224] . При этом сильный рост представляет собой значительное бремя для казны (увеличивается с 10 % до 28 % от общей суммы жалований и окладов в период с 1527 по 1630 год). Ситуация вызывала критику со стороны военных теоретиков и летописцев, которые оспаривали распространение привилегий для мусульман по происхождению. Во второй половине XVI века янычарам не остается ничего, кроме как заменить обеспечивавшее их эффективность оружие (праща, лук, сабля, булава, топор и копье) новым огнестрельным оружием: им отведена роль пехотинцев с аркебузами. Они вынуждены не без труда осваивать обращение с артиллерийскими орудиями, при этом к ним приписаны специальные бригады (канониры, оружейники, бомбардиры и саперы-минеры). В конце XVI века им вновь пришлось адаптировать вооружение и перейти на кремневый мушкет в соответствии с испанскими механическими ружьями (патилья или микелет).
222
Darling, 2020. P. 16–19.
223
Цитируется по Imber, 2002. P. 258.
224
Murphey, 1999. P. 16.
В предшествующий период основу военной элиты составляла регулярная провинциальная кавалерия. В конце XVI века она представляет собой слишком многочисленную относительно своей эффективности силу (более 40 000 тимариотов и 105 000 соратников), даже если на фронт отправляется лишь часть теоретически мобилизуемой общей массы. В то время как растущее значение огнестрельного оружия (аркебузы, затем мушкеты) и артиллерии (дальнобойные пушки) сокращало военную роль кавалерии, сипахи противились отказу от своего обычного набора вооружения: сев на лепантийские галеры в 1571 году, они еще сражались луками и стрелами. В 1593 году османы отправились воевать против Габсбургов, с которыми не сражались уже тридцать лет, и оказались под огнем незнакомого им оружия – грозных пистолетов с колесцовым замком [225] . Йемишчи Хасан-паша участвовал в кампании. Когда, став великим визирем, он получил меморандум от османского генерала из Венгрии, Лала Мехмед-паши, который, по сути, объяснил ему, что в армии слишком много плохо экипированных всадников и недостаточно пехотинцев, умеющих обращаться с огнестрельным оружием, он прекрасно понял, что это значит, и попытался исправить ситуацию [226] . Кроме того, сипахи образовали сезонную армию. Но фронт отодвигался все дальше, чтобы добраться до полей сражений, требовалось несколько недель. Походы становятся более продолжительными, войско чаще вынуждено зимовать вдали. Сипахи относились к зимовкам неблагосклонно, постоянно отсутствуя на своем тимаре, они были не в состоянии следить за сельскохозяйственной деятельностью и организовывать сбор налогов. Несколько раз визири оказывались вынуждены подчиниться требованиям войск, поворачивали назад и откладывали запланированные атаки.
225
Imber, 2020. P. 31.
226
Veinstein, 2020. P. 107, 111; Imber, 2002. P. 284.
На рубеже XVII века война возобновляется, причем на двойном фронте – западном против Габсбургов в 1598 и 1606 годах и восточном против Сефевидов между 1603 и 1610 годами. Как действовать? Кавалерии не хватает, и приграничные провинции больше не могут защищать себя, финансируя вербовку на месте. У государства нет иного выбора, кроме как собрать нерегулярные войска и прибегать к помощи наемников – альтернатива, используемая с первого века Османской империи и имевшая преимущество в снижении затрат: можно собрать большое войско и расстаться с ним сразу после окончания кампании. В армию зачисляются налогоплательщики (райя). Порта обнадеживала их получением тимара. Отсюда еще одна проблема: те, кто был затем отправлен домой в конце кампании и не получил обещанного, с досады пополняют ряды мятежных джелали, опустошающих сельскую местность в Анатолии с 1591 года. Историк Мустафа Али и анонимный автор «Китаб-и мюстетаб» осуждают такое положение дел как пагубное изменение в организации армий (количество собранных войск недостаточно, рекруты ненадежны, райя неопытны), а также имперского политического порядка, основанного на строгом разделении между райя и аскери.