Османская империя. Шесть веков истории
Шрифт:
Собственность и налогообложение
Восстановление государственной власти в провинциях, где необходимо было уточнить или установить статус земли (Иордания, Курдистан), постоянная необходимость пополнения казны, рост числа споров о праве собственности на землю, опасения Порты о том, что локальные конфликты перерастут в широкомасштабные восстания, движение кодификации, начатое при Танзимате, и желание государства подтвердить, систематизировать и стандартизировать свои права на землю привели к тому, что администрация приняла Земельный кодекс 1858 года – Египет последовал этому примеру. Кодекс подтверждал право государства на владение землей, а также право жильцов на пользование землей (tasarruf). В нем заложены основы регистрации земель. Чтобы остановить распространение вакфа (и тем самым вновь сделать налогооблагаемой землю, которая перестала таковой быть), он регламентировал их статус, различая категории вакфов: одни облагались налогом, на другие государство имело право собственности. На третьи, напротив, не имело такого права. Последняя категория составляла значительную часть сельскохозяйственных земель и постоянно росла, поскольку Порта стремилась заставить фермеров повысить урожайность. Она прямо запретила регистрировать землю на имя общин, что вызвало серьезные проблемы в районах общинных земель или земель, контролируемых племенами.
Это двойное движение, направленное на подтверждение прав государства и признание приватизации земли, стало частью общей политики централизации налогообложения. Ее
К ним относилась десятина – самый простой, стандартизированный и важный налог. Теоретически десятина составляла одну десятую часть урожая, хотя на самом деле была выше и зависела от местоположения и качества земли. Первоначально ее собирали в рамках системы тимаров, но отныне присоединили к земельной аренде (ilitizam). Целью данного нововведения было собирать десятину напрямую. В 1878 году власти решили превратить десятину в общий земельный налог, такая система сбора уже существовала в нескольких вилайетах и дала убедительные результаты. В большинстве регионов десятину собирали сами бенефициары хозяйств; если этого не происходило, назначались сезонные служащие, собиравшие десятину натуральными продуктами и переводившие ее в деньги. Непростая операция: как правило, местный рынок с трудом перерабатывал десятину, полученную в натуральном виде, по удовлетворявшей потребности казначейства цене. Кроме того, сборщики должны были получить общегодовой доход всего за несколько месяцев. Для центральной администрации проблема с десятиной заключалась в сборе, а не в налогообложении (население не возражало против ставки 15 % и даже выше). Поэтому предложенное решение заключалось в постепенном распространении земельного налога на всю территорию империи. Это решение не принесло желаемых результатов. В конце XIX века чиновники, приехавшие собирать налог в Восточную Анатолию, отмечали, что там, где прежде существовало прямое земельное налогообложение, оно было преобразовано в коллективный сбор, охватывающий всех жителей деревень.
Финансы: займы и долг
Налоги кое-как поступали в казну, финансовая ситуация ухудшалась, а Крымская война усугубляла дефицит. Как это можно было исправить? Действуя так же, как многие другие страны в то время: в середине XIX века несколько государств начали проводить долговую политику, чему способствовал аппетит финансовых рынков (и, в частности, мелких инвесторов) к государственным облигациям, считавшимся более надежными, чем акции промышленных или коммерческих предприятий. Наиболее ярким примером подобного решения была Россия. Впервые в своей истории Порта взяла иностранный заем. Сумма займа составила 3 миллиона фунтов стерлингов по эффективной ставке 7,9 % (очевидно, она была высока, но гораздо ниже, чем ставки, установленные галатскими банкирами) и обеспечивалась данью, выплачиваемой Египтом. Исключительное стало нормой: за двадцать лет государство взяло не менее 14 международных займов [323] . Фуад-паша утверждал, что если Османская империя и была больным человеком Европы, то у нее было лекарство – деньги [324] . В результате обслуживание долга выросло с 10 % государственного бюджета в начале 1860-х годов до более 50 % в середине 1870-х годов; стоимость занятых сумм в итоге превысила доходы; займы были поглощены непродуктивными расходами и использовались в основном, чтобы восполнить дефицит бюджета. Более того, за весь период с 1854 по 1914 год политика заимствований сделала больше переводов прибыли за границу, чем капитала внутри страны [325] .
323
Birdal, 2010. P. 28.
324
Akarl?, 1992. P. 443.
325
Pamuk, 1987. P. 59, 71.
В 1873 году мировой экономический кризис сократил объем капитала, доступного на рынках займов. В 1876 году Порта объявила о полном дефолте. Помимо консенсуса, сформировавшегося вокруг необходимости сохранения суверенитета Османской империи, британцы и французы отдельно защищали интересы своих кредиторов и не спешили обозначить общую позицию. В конце концов было достигнуто соглашение: сумма долга уменьшена, а новые займы могли быть получены в обмен на контроль делегатов предъявителей над частью доходов государства в рамках нового органа – Управления оттоманского государственного долга. Этот орган, созданный в 1881 году, был призван консолидировать непогашенные финансовые обязательства и следить за их погашением. С этой целью налоговые поступления передавались ему безвозвратно до погашения долга, в частности поступления с монополий на производство и потребление соли и табака, отчисления со стамбульских рыбных промыслов, продажи алкоголя, марок, болгарской дани и доходов Восточной Румелии. В целом в 1887 году туда было перечислено 15 % доходов государства. В результате новых займов и принятия администрацией ответственности за гарантии железнодорожных пробегов эта доля постоянно росла, достигнув 31 % в 1906 году [326] .
326
Гарантия на прибыль железнодорожных компаний рассчитывалась в зависимости от построенного и эксплуатируемого расстояния. Была предусмотрена система компенсации: если прибыль меньше установленной гарантии (например, 16 500 франков/км), имперское государство обязывалось выплатить компании разницу.
Организация, представляющая интересы держателей долговых ценных бумаг, – Управление оттоманского государственного долга, – была государством в государстве, насчитывая почти 5000 служащих и работников, и оказалась более эффективной, чем налоговая администрация Османской империи. Суммы возмещения теперь превышали сумму вновь заключенных займов. В 1884 году с опорой на Управление и на основе концессии, финансируемой европейским капиталом, была основана Османская табачная компания. Обладая монополией на производство табака (закупки, экспорт, производство сигарет для внутреннего потребления), она стала крупнейшей иностранной компанией страны и обладала монополией на производство табака. С 1908 года налоговые органы повысили уровень сборов, однако внешний дефицит оставался значительным. После Первой мировой войны государственный долг был разделен между государствами, вышедшими из состава Османской империи, на основе соотношения доходов, собранных в каждой стране, к общим доходам империи за два финансовых года 1910–1912 [327] .
327
Issawi, 1982. P. 94.
География и демография: восточная империя
Османская империя становилась восточно-ориентированной и претерпевала стремительную арабизацию. По мере того как она теряла территории, ее демография менялась в ущерб европейской части (45 % населения в 1860-х годах, 23 % – в 1900-х) [329] . После Балканских войн 1912–1913 годов численность населения на европейских территориях составляла лишь 642 000 человек. Анатолия, напротив, увеличила свое население (с 10,4 до 13,5 миллиона человек в период с 1884 по 1913 год). Накануне Первой мировой войны восточные провинции составляли более трети всего населения. Разумно предположить, что население росло примерно на 0,8 % в год [330] , что объяснялось скорее улучшением санитарной ситуации и естественным приростом, чем чистой миграцией. В результате османские подданные были столь же многочисленны, как и в начале прошлого века (около 26 миллионов жителей), но проживали на гораздо меньшей территории. Более трех четвертей из них проживали в прибрежных районах. Внутри страны население растянулось вдоль судоходных рек и новых железнодорожных линий. Плотность населения оставалась очень неравномерной: к 1910 году в европейской Турции она была в два раза выше, чем в Анатолии, и в два-три раза выше, чем в Сирии или Ираке [331] .
328
Sokoloff, 1993.
329
Karpat, 1985. P. 35.
330
Issawi, 1980. P. 11; Quataert, 1997. P. 777.
331
Trietsch, 1910.
Накануне Первой мировой войны империя потеряла почти все свое христианское и еврейское население в Румелии. Однако на Ближнем Востоке оставалось 2 миллиона христиан. Они составляли 25 % населения Великой Сирии. В империи насчитывалось от 1,2 до 2 миллионов армян и почти 3 миллиона греков, в том числе 2 миллиона в Анатолии. По разным оценкам, в Палестине проживало от 60 000 до 80 000 евреев. Относительный вес кочевников уменьшился: оттесненные в более пустынные районы притоком мигрантов (muhacir), некоторые из них были принуждены властями к оседлости. В период с 1840 по 1913 год городское население выросло с 17 % до 22 %. Чем больше города были интегрированы в международные торговые сети, тем более впечатляющим был их рост: с 70 000 до 150 000 в Салониках, со 110 000 до 300 000 в Смирне за тот же период [332] . Некоторые города расширялись в результате экономического развития (Багдад), в то время как другие, расположенные вне торговых сетей, приходили в упадок (Эдирне, Диярбакыр). Стамбул вновь стал тем, чем был двумя веками ранее, – одним из крупнейших городов мира. За исключением Каира (все еще находящегося под номинальной властью султана), столица империи – единственная ее метрополия. Половина его жителей – не мусульмане. Однако в отличие от городов Северной Африки, в столице было мало иностранцев (6000–7000 французов в Стамбуле, 1000–1500 в Смирне в 1913 году [333] ).
332
Issawi, 1980. P. 34–35.
333
Thobie, 1977. P. 28–32.
В период с 1783 по 1913 год в Османской империи поселилось от 5 до 7 миллионов человек [334] , большинство из них прибыли с земель, потерянных султаном; 3,8 миллиона в прошлом были подданными Российской империи, в основном татарами и черкесами, изгнанными в результате ее аннексий, усиленной в 1860-х годах политики оседлости и христианизации и Русско-турецкой войны 1877–1878 годов [335] . Чтобы направить приток мигрантов, власти проводили активную политику по расселению семей и создали сотни деревень. Большой приток в уже заселенные районы (например, на берега Черного моря или в Сирию) приводил к напряженности и столкновениям. Резня христианского населения приобрела тогда беспрецедентные масштабы: в Дамаске в 1860 году за несколько дней было убито около 5000 христиан; в 1894–1896 годах около 300 000 армян и сирийцев погибли во время резни в Восточной Анатолии; в 1922 году большой пожар в Смирне после эвакуации греческих войск привел к десяткам тысяч жертв. По разным оценкам, в период с 1860 по 1914 год более миллиона османов покинули страну (в частности, Сирию и Ливан) и отправились в Новый Свет. Западные жители, однако, были мало заинтересованы в переселении в империю, в 1900 году всего несколько тысяч человек проживали в арабских провинциях и около 20 000 – в Анатолии [336] .
334
Karpat, 1985. P. 35.
335
Pinson, 1970. P. 122; Dundar, 2001. P. 56; Karpat, 1985. P. 69, 75.
336
Quataert, 1997. P. 794.
Естественный избыток населения увеличивался. С одной стороны, высокая рождаемость частично снижалась благодаря практикам, которые трудно оценить количественно, но которые выявлялись повсеместно (контроль рождаемости, аборты, длительное грудное вскармливание, лактация), а также практикам, которые возможно измерить по официальным источникам (повышение брачного возраста, в частности в Стамбуле). С другой стороны, на рубеже веков акушерство достигло значительного прогресса, частично благодаря расширению медицинского сотрудничества с Германией. Тем не менее уровень детской смертности оставался очень высоким. Чума исчезла в 1840-х годах, лишь изредка вновь появляясь в Киренаике и Ираке в последующие десятилетия. Холера возникла в Мекке в 1831 году и следовала по маршрутам паломников на протяжении всего столетия. Однако санитарные меры и прогресс медицины ограничили ее распространение. Последний великий голод, частично связанный с экономическим кризисом 1870-х годов, опустошил Анатолию в 1873–1874 годах. В целом уровень смертности снизился незначительно. Причиной тому были постоянные военные конфликты (двадцать два года войны между 1850 и 1918 годами) и их крайне смертоносные последствия: считается, что великий голод, поразивший Горный Ливан в 1915–1918 годах, привел к смерти трети населения. Таким образом, средняя продолжительность жизни оставалась низкой, для анатолийских мусульман в начале XX века она оценивалась в 27–32 года при рождении. Продолжительность жизни тех, кто перешел порог пятилетнего возраста, увеличивается в среднем до 49 лет. В результате половина детей не доживала до брака и рождения собственных детей [337] . Поколения сменяли друг друга, не успевая приобрести опыт совместного существования [338] .
337
McCarthy, 1983. P. 16–46.
338
Fargues, 2000. P. 37.