Основной закон 2
Шрифт:
Третья окинула взглядом парня и прозорливо добавила:
– Лишнюю бумажку прибавишь, с тебя и паспорта не спросят.
– Спасибо, - поблагодарил парень и отправился в указанном направлении.
Когда он отошел достаточно далеко, первая тетка возмущенно заявила:
– Надо же какая молодежь нынче пошла! Ни тебе здрасьте, ни тебе до свидания.
– Ничего, Алька с него три шкуры сдерет, - утешила её другая.
А третья промолчала. Что-то увиделось ей в этом парне. Такое, что мешало вот так вот огульно хаять его за глаза.
***
Парень, который появился в гостинице, Алевтине сразу не понравился. Слишком молодой,
В принципе, если подойти по-человечески, понять парня было можно. Видно ведь – из леса вышел, хочет помыться, постираться, в порядок себя привести. Но сегодня утром поцапалась Алевтина с матерью. Из-за пустяка поругались, а обида до сих пор терзает. Ну взяла она пару тыщ из похоронного конвертика. Так ей же надо было! А эта принялась разоряться, будто её подчистую ограбили. Алевтина в сердцах дверью хлопнула, да ушла на работу. И теперь зудело в её душе раздражение, искало выхода. И вот он, выход, как раз и пожаловал.
– Ишь чего захотел! – заголосила она. – Деньги ему верни! Белье, поди, измял, полотенца изгваздал, да еще поглядеть надо, все ли вещи на месте.
Выпалив первую пристрелочную фразу, Алевтина приостановилась, чтобы набрать в грудь воздуху, и вдруг обнаружила, что парень стоит у стойки и внимательно смотрит на нее через свои темные очки. И как-то внезапно поубавилось у неё запалу. Но смолчать она была не в силах:
– Чего уставился? Не на базаре! Ишь, зенки вылупил!
И тут парень снял очки.
Алевтина поперхнулась на полуслове, увидев холодный, мертвый взгляд. Ей стало страшно мало не до мокрых трусов. Вот когда кричать бы! Кричать и бежать, куда глаза глядят. Но крик замерз в горле, а ноги словно приросли к полу.
А парень вздохнул и сказал:
– Дурная ты женщина, Алевтина. Дурная и склочная. А потому не видать тебе счастья. Ни простого женского, ни трудного человеческого.
В его словах не было укора, сожаления или какой другой эмоции. Просто сухая констатация факта. А потом он надел очки, подхватил свой рюкзачок, повернулся и вышел. Алевтина еще минут пять сидела, открывая и закрывая рот, не в силах сказать ни слова. А когда отмерла, парня и след простыл. А с ним исчезла и пятитысячная бумажка, двойная цена за самый дорогой номер с ванной. И словно схлынуло наваждение. Бежать и кричать было уже поздно, и Алевтина схватила телефон и принялась набирать «02».
– Алло, полиция? Меня ограбили!
***
Комнату Валере сдала пожилая женщина, торговавшая у продуктового магазина овощами с грядок: морковка, лук, огурцы-помидоры. Всё красивое, сочное, яркое. И сама яркая, светлая. Не снаружи – изнутри. Сейчас, на фоне собственной пустоты, это чувствовалось особенно четко. И в душе проклюнулось зернышко тепла в ответ. Даже получилось чуточку улыбнуться, и голос перестал быть таким безжизненным.
– Добрый день, уважаемая…
– Дарья Федосеевна, - подсказала женщина. – Издалека к нам?
– Издалека и ненадолго.
– Жаль, - погрустнела Дарья Федосеевна.
– Как знать, - прищурился Валера, - как знать. А не знаете ли вы хозяйки, которая может сдать на ночь комнату?
– Как не знать, знаю, - прищурилась в ответ женщина. – Я и могу.
–
– А как же? Непременно имеется.
– А что если я вам клиента подгоню?
– Подгоняй, коли человек хороший. Вот сейчас продам остатки и пойду баньку готовить.
– Давайте лучше так: много ли вы тут наторгуете? Что-то не видно перед вами толпы покупателей. Лучше сворачивайте свою торговлю, да ступайте баню топить. Я у вас переночую, заплачу честно и за ночлег, и за баню. А ужин мы с вами пополам организуем. С меня – магазинское, с вас – огородное. Договорились?
– А что ж не договориться? Договорились.
Дом у Дарьи Федосеевны был откровенно бедноват, на грани нищеты. Зато банька – замечательная: жаркая, с легким паром, да со свежими вениками. Валера от души напарился, отмылся до скрипа, простирнул свои вещички. Развесил их тут же, в предбаннике – до утра просохнут. Едва закончил, постучалась хозяйка:
– Ты всё, Валера? Тогда иди в дом. На столе квас, пей сколь захочешь. А мы с внучкой ополоснемся скоренько, и тоже придем. Все вместе и повечеряем.
И тут же позвала:
– Валюша, идем скорее!
На зов пришла девочка лет десяти. Не прибежала, а именно пришла. Осторожно, расчетливо прошагала в предбанник, тихо поздоровалась, проходя мимо, и скрылась за дощатой дверью. Не требовалась магия, чтобы увидеть, что девчонка больна, и притом серьезно. Потому, видать, и в доме небогато, потому и хозяйка продает урожай вместо того, чтобы самой кушать. Лечение денег стоит, да немалых.
Валера ушел в дом, налил себе из глиняного кувшина кружку квасу, и задумался. Хорошим людям хотелось помочь. Вылечить внучку он мог в два счета. Но не спалится ли он? Не наведет ли на свой след тех самых людей, которые его ищут? Опять же, баба Клава советовала начать жизнь заново. С другой стороны, завтра он уйдет, а через пару дней окажется в тысяче километров от этого поселка. Другой человек, с другими документами – пойди, свяжи одного с другим. А здесь его всё равно видели. Начнут опрашивать население – расскажут. Те же три тётки и расскажут. И эта жадная дура Алевтина расскажет, да еще в краже обвинит. И так выйдет даже лучше – он оставит след, направление, а сам уйдет в другую сторону.
Девочка вошла в дом минут через десять. С опаской глянула на гостя, и быстро ушла к себе, но Валера успел увидеть: сердце. Если что-то врожденное, если генетически обусловленная аберрация, он не сможет ничего сделать. Если же дело не в генах, то вполне получится. Еще бы получилось передать энергию на расстоянии…
Тут вернулась и Дарья федосеевна, отдувающаяся, раскрасневшаяся после бани.
– С легким паром, - поприветствовал её Валера.
– Ой, спасибо, - улыбнулась та. И эта искренняя улыбка сработала не хуже магии, согревая душу живым человеческим теплом.
– Проголодался, поди? – спросила хозяйка.
И сразу же, не дожидаясь ответа, добавила:
– Сейчас на стол соберу, да и повечеряем.
Ужин прошел замечательно. Настолько, что Валера забыл обо всем, что с ним случилось прежде. Девочка, чуть обвыкшись, перестала дичиться и тоже принялась улыбаться. Делала она это не хуже, чем её бабушка, и душа парня, как он не противился внутренне, как не цеплялся за пережитое горе, наполнялась теплом и покоем. И оказалось, что это настолько важно и настолько нужно, что вопрос «лечить или не лечить» отпал сам собой.