Основной закон 2
Шрифт:
Тем не менее, откровенно демонстрировать свои возможности по-прежнему не хотелось, и Валерик попробовал действовать дистанционно. Он же воздействует на расстоянии тепловой или, скажем, электрической энергией. Может, и тут получится.
Валера сосредоточился, стараясь не показать этого, наметил точку в области сердца девочке и попытался передать в нее немного энергии. К его удивлению, все получилось с первой попытки и без особого напряжения. Он попытался еще раз, еще, и за десяток попыток справился. Девочка же заерзала, и, в конце концов, слезла со стула.
–
– Иди, Валюша, иди. Я тут сама уберу, - тут же отозвалась хозяйка.
– Я, пожалуй, тоже лягу, - сказал Валера. – Завтра рано вставать, дальше надо ехать.
– Ну надо, так надо, - покладисто кивнула Дарья Федосеевна.
– Сейчас постелю.
Постоялец ушел рано, едва начало светать. Куда – не сказал, а Дарья Федосеевна не расспрашивала. Расплатился честно, из продуктов кое-что оставил. Им с Валей на пару дней точно хватит, лишнюю сотню удастся сэкономить. Парень давно скрылся из виду, а она всё глядела ему вслед. Не то, чтобы провожала – так, задумалась о своем. Чувствовалось – хоть и молодой, а успела жизнь его покрутить. А так-то человек хороший. Остался бы – она б даже обрадовалась.
– Бабушка!
Хозяйка обернулась. В дверях дома стояла внучка. Подбежала, обняла.
– Ты что, Валюша, бегом-то? Что если сердечко снова прихватит? – всполошилась Дарья Федосеевна.
– У меня ничего не болит, мне теперь можно. А тот дяденька, он уже ушел?
– Ушел, внучка. А чего ты о нем спрашиваешь?
– Ну как же? Он вчера меня вылечил, я точно знаю.
– Вылечил? – изумилась Дарья Федосеевна.
– Ага. Он когда смотрел на меня, то вот здесь, - девочка тыкнула пальцем себе в левую сторону груди, - становилось тепло и хорошо. А потом спать захотелось. А теперь все прошло и ничего не болит. И ехать никуда не надо.
– Ишь ты! – с недоверием покачала головой бабушка. – Мы с тобой завтра в поликлинику сходим. Пусть Аркадий Семенович тебя еще разочек посмотрит, а там решим. Беги лучше, на стол накрывай. Я сейчас приду, завтракать будем.
Почему-то Дарья Федосеевна нисколько не сомневалась в словах внучки. А к доктору сходить нужно было для порядку. Пусть медицина подтвердит, да освобождение от физкультуры отменит.
– Федосевна! – раздался голос от калитки. – Можно войти? Не прогонишь утреннего гостя?
У невысокой, по пояс, изгороди стоял Федор Иванович Копытин, местный участковый. Немолодой уже мужик, в форме, с кобурой на ремне и папочкой под мышкой. Все, как полагается. Участкового в поселке уважали. И в первую очередь за то, что без дела людей не дергал, но если дело действительно случалось, то вцеплялся мертвой хваткой. Среди лиц, не склонных соблюдать закон, Копытин получил прозвище Бульдог.
– Заходи уж, коли пришел. Все равно просто так от тебя не отвязаться. В дом проходи, сейчас завтракать станем.
– Да нет, в другой раз. С утра нынче дел много накопилось.
Участковый прошел в калитку, остановился рядом с хозяйкой.
– Люди говорят,
– Был да сплыл. Ушел он, вот уж полчаса как.
Со станции донесся гудок электрички.
– А теперь и уехал. Так что тебе некуда теперь спешить. Расскажи лучше обстоятельно: что тебе от парня надобно?
– Да от Алевтины заявление поступило – мол, ограбил он её. Пять тыщ из кассы унес.
– Ты сам, поди, знаешь, что Алевтине веры нет. Вчера мать её жаловалась – вытащила у неё из похоронных денег две тыщи, паскуда. Её саму бы куда подалее отправить, там ей самое место.
– Ты ж знаешь, Федосевна, без заявления я ничего сделать не могу. Мать на дочь заявление в жисть не напишет. А от Алевтины заявление есть, значит, отработать его я должен. И оформить соответствующим образом. Ладно, уехал, так уехал. А что он собой представляет, постоялец твой?
– Да ничего особенного не представляет. Молодой парень, жизнью крепко битый. Но стержень в нем есть, и совесть присутствует. Вина не пьет, табака не курит, матом не ругается, лишнего не говорит. А ты чего им так интересуешься? Всяко ведь не из-за Алевтины. Говори, не увиливай!
Участковый помялся, но всё же решил ответить.
– Ориентировка пришла из самой Москвы. На-ка вот фото, погляди: он? Не он?
Дарья Федосеевна взяла фотографию. Сходство было. Правда, весьма отдаленное, но было.
– Чуток похож, но не он, - уверенно сказала она, возвращая карточку. – А гостя моего ты не тронь. Ты знаешь ведь, что внучка у меня больна? Что врачи от неё отказались?
– Знаю, как не знать, - пожал плечами участковый.
– И что я Валюшку собралась к целителю везти знаешь? Что деньги вот уж сколько собирала?
– И это знаю. Работа у меня такая, всё знать.
– Так это он и был, целитель тот, точно тебе говорю. Вальку за вечер вылечил. Просто посмотрел на неё – и готово, здоровой девка стала. А теперь подумай башкой своей: отчего такой человек может из большого города сорваться и по дальним поселкам прятаться? Отчего его начальство твое ищет? Видать, генерал какой захотел под себя его поставить, чтобы лечил только по его слову. Так что не скажу я ничего. А спросят – ничего не видала, никого не привечала. И внучку научу. А коли решишь начальству своему доложить, ко мне можешь больше даже близко не подходить. Все, иди, дел у тебя много. А у меня ребенок голодный, его кормить надо.
***
– Что вы можете сказать в свое оправдание?
Следователь нависал необъятным пузом над подполковником. От него несло луком и дешевым одеколоном, и Усольцев невольно поморщился. Его и без того мутило: что вы хотите, неслабое сотрясение мозга, а тут еще этот вонючка. Но ответил он твердо:
– Мне не в чем оправдываться. Я ни в чем не виноват.
– У меня другие сведения, - не унимался следак. – Вы сорвали вербовку объекта, позволили ему скрыться, возможно, были с ним в сговоре.