Основной закон 2
Шрифт:
– Сударыня, позвольте пригласить вас на вальс, - галантно склонив голову, произнёс принц.
– С удовольствием, сударь! – откликнулась принцесса, и даже исполнила лёгкий реверанс.
Места в кухне оказалось не лишку, и танцевать приходилось осторожно, чтобы не снести мебель и не уронить расставленное на столе угощение. Вероника уплывала душой куда-то в горние выси, и оттуда, свысока, наслаждалась своей новогодней сказкой. А Валерику на раз-два-три кружили голову романтика момента, близость горячего женского тела, тонкий аромат духов, пляшущие по стенам тени. И тело, истомлённое полуторагодичным воздержанием, перехватило
Поцелуй длился бесконечно. Он пьянил, сводил с ума, склонял к дальнейшим безумствам. И неизвестно ещё, чем бы закончилась эта ночь, если бы в калитку не забарабанили:
– Доктор! Доктор!
Стук, крики разрушили магию грубо и решительно. Пришлось одеваться и выходить на улицу, смотреть, кто там припёрся посреди ночи. Вероника выскочила следом, пристроилась за плечом.
За воротами обнаружилась машина и смутно знакомый мужичок из местных.
– Доктор, помогите, у меня жена рожает! – выпалил он, едва отворилась калитка.
– Э-э-э… - только и мог выдавить Валерик.
В училище акушерство должно было быть на старших курсах, и сейчас любая рожавшая женщина знала о процессе намного больше него. Но и отказать тоже было невозможно: судя по крикам, доносившимся из машины, всё должно было произойти уже очень скоро, практически вот-вот. Целитель откровенно растерялся, но тут пришло спасение. Оно появилось из самого неожиданного места, буквально из-за спины: Вероника вышла вперед, оглянулась, делая Валерику знак, и принялась распоряжаться.
Всё пришло в движение. Будущий отец был послан открывать ворота и подгонять машину к крыльцу. Целитель побежал кипятить воду в большом количестве и готовить кушетку в процедурной, а Вероника – переодеваться во что-то, что могло бы сойти за врачебную одежду.Через пять минут бак с водой стоял на плите, мужичок осторожно вёл роженицу в процедурную, а самозваная повитуха уже приготовила инструменты и была готова начать действовать.
Валерик выпроводил мужичка в кухню, усадил перед блюдом с шашлыком, а сам поспешил на помощь Веронике. Разумеется, вмешиваться в процесс он не собирался. Но вот залечить повреждения после родов – это как раз его дело. Тем временем всё шло само собой, естественным путём, не требуя постороннего вмешательства. Роды у женщины были не первые, что и как нужно делать, она сама знала не хуже лекарей. Обошлось без осложнений, ребёнок шел правильно, прямо по учебнику. Какие-то полчаса, и всё закончилось. Новорожденную девочку обмыли, обтёрли, запеленали, приложили к материнской груди. Валерик тут же убрал у роженицы все повреждения, словно их и вовсе не было, а заодно и следы прошлых родов. Так что ещё через полчаса женщина вполне была готова вернуться домой.
Ошалевшего от скорости протекания процесса мужичка поздравили с дочкой, отобрали почти пустое блюдо с шашлыком, дали в руки бутыль самогона и вместе с супругой и дочкой отправили обратно. Прибрались в процедурной, закинули испачканное бельё в бак для будущей стирки. Можно было бы выдохнуть, но тут Вероника предложила:
–
Валерик озадаченно поскрёб затылок:
– У меня ведь еще не всё готово!
– Но у тебя один шар уже заряжен, - настаивала девушка.
– Не выйдет – потом доделаешь второй и попробуем ещё. Ну что, пошли?
Валерик еще немного посопротивлялся для приличия и отправился к себе за накопителем.
В комнате Иринки целителя охватила странная робость. Но Вероника была энергична и настойчива, да и ему самому была удивительна собственная нерешительность, так что делу это не помешало. Девушка заняла позицию сбоку от пациентки, чтобы первый взгляд, если что, упал на неё. А Валерик встал в изголовье, приготовив янтарный шар. На миг его охватила почти что паника. Судя по всему, его напарница тоже испытывала что-то подобное. Но тянуть дальше было некуда. Секунда, и накопитель коснулся Иринкиного лба.
Первое, что произошло – это погас внутренний огонёк в янтаре. Валерик вздрогнул от неожиданности: он-то в душе готовился к очередной неудаче. А потом Вероника, которая всё это время неотрывно следила за лицом подруги, каким-то сдавленным голосом произнесла:
– Она открыла глаза.
Случись это в какой-нибудь понтовой дорогой клинике, да хотя бы и в районной больнице, сейчас бы все забегали, засуетились, затопали, загудели, обсуждая событие. Здесь бегать было некому, всего персонала – два человека, и оба уже здесь.
Разряженный шар брякнулся на ближайший столик, а Валерик бегом обежал кровать. Действительно, Иринка лежала с открытыми глазами, изредка помаргивая. Целитель встал так, чтобы гарантированно попадать в поле зрения девушки.
– Слышишь меня? Видишь? Понимаешь?
В ответ – ноль эмоций. То есть, реакций.
Валерик выругался про себя на себя, выдохнул, стараясь успокоить сердце и нервы и начал заново:
– Говорить ты сейчас вряд ли можешь, слишком уж долго молчала. Так что давай так: если ты меня слышишь и понимаешь, моргни.
И уставился на лицо пациентки. Вероника вцепилась ему в плечо и тоже напряженно смотрела. А пальчики у неё даром, что тонкие, а сильные. Наверняка придётся потом синяки залечивать.
Иринка медленно прикрыла глаза и спустя две невыносимо длинные секунды так же медленно открыла их вновь. Валерик улыбнулся. А Вероника лишь сильнее сжала пальцы на плече. Больно, млин! Впрочем, она быстро сообразила, руку приотпустила, и даже чуть погладила плечо, извиняясь.
– Замечательно!
– Валерик очень постарался, чтобы голос его был бодрым и оптимистичным.
– Давай попробуем немного поговорить. Я буду задавать вопросы. А ты отвечать. Если «да» - моргни один раз, если нет – дважды. Понятно?
Веки Иринки вновь сомкнулись, уже чуть быстрее, и тут же открылись вновь.
– Вот и чудненько, - обрадовался целитель. – Ты долго находилась в беспамятстве, за это время прошло много событий, многое переменилась. Окрепнешь – я тебе всё расскажу. Сейчас ты в отдельной палате в Подмосковье. Пить хочешь?
«Да».
Тут уже Вероника подсуетилась. Поильник, по опыту с Василием, был у неё наготове. Много не потребовалось: глоток, другой – и всё. Слишком уж слаба Иринка, слишком долго была неподвижной.