Основные произведения иностранной художественной литературы. Азия. Африка
Шрифт:
Если политико-панегирическая поэзия помогала аль-Омари пользоваться доверием и поддержкой османов-суннитов, то его религиозные стихи завоевывали ему признание у арабов-шиитов. Стихи из его дивана «Остатки доброго» (1854) часто цитировали крупные авторитеты арабской литературы. В стихах этого дивана аль-Омари яростно нападал на Омейядов за то, что они превратили власть халифа в наследственную, диктаторскую, грубоматериалистическую, в то время как при «праведных халифах» она была выборной, совещательной, тонкодуховной. С негодованием он описывает убийство аль-Хусейна и осыпает Омейядов проклятиями за узурпацию власти. Вслед за религиозно-панегирическими стихами, обращенными к пророку Мухаммаду, Али и аль-Хусейну, аль-Омари восславил «святых» суфийских шейхов, что должно было восприниматься с одобрением в многочисленных суфийских сектах Ирака.
Хотя аль-Омари постоянно старался выглядеть в глазах османов ортодоксальным мусульманином и активным сторонником их режима, в глубине души он презирал и ненавидел турецких угнетателей. Не колеблясь, он посвящал панегирики персидским вельможам и военачальникам, несмотря на то что эти его «хвалимые» участвовали в военных действиях против войск Османской империи. Подразумевая древнюю вражду между Ираном и Турцией, аль-Омари в некоторых стихах связывал надежды на освобождение от турецкого господства со вторжением в Ирак войск иностранной державы и тут же признавал, что надежды
Ирак превратился в шлюху,
Только меч может ее исцелить.
Этот сдирает с нее паршу зла вместе с кожей,
А тот ножом насилия пронзает ее.
Сколько козлов скакало по Ираку!
Но откуда взяться еще какому-нибудь Двурогому?
(«Двурогий» — один из эпитетов Александра Македонского).
В посмертном диване аль-Омари, включающем стихи как самого поэта, так и стихи других литераторов, каким-либо образом связанных с ним, — «Лучшее противоядие во владениях того, кто хорошо распознает добро и зло» (Каир, 1896) — сквозь подражание старине, которое выразилось в архаике жанровых форм и средневековой тематике, проступает влияние проникавшей в Ирак новой цивилизации. Во второй части сборника, многозначительно озаглавленной «Время» и противопоставленной первой части, названной «Религия», наряду с традиционной любовной лирикой и «винной» поэзией, окрашенными в гедонистические тона, напечатано стихотворение, написанное аль-Омари за несколько месяцев до смерти, — одно из первых, если не первое на Арабском Востоке, посвященное техническим достижениям Нового времени — открытию телеграфной линии Стамбул — Багдад (1861).
Аллегории этого стихотворения, сочиненного в жанре «васф» («описание»), заимствованы из полюбившейся аль-Омари «Альфиййи» (поэмы в тысячу строк) Ибн-Малика (род. в 1203 г. в Андалусии, ум. в 1273 г. в Дамаске), выдающегося грамматиста позднего средневековья. Стихотворение аль-Омари состоит из цепочки сравнений (в самом широком смысле этого понятия), объединенных одной целью — сведению к зрительному образу. В этом стихотворении автор полушутя-полусерьезно относился к изображавшемуся им детищу новой цивилизации. Такой легкий налет ласкового юмора, считавшийся по традиции признаком хорошего тона в стихотворениях некоторых жанров классической поэзии, в частности в «описаниях» и в «любовной лирике», впоследствии стал непременным качеством в стихах иракских поэтов на «общественную» тематику. С появлением этого «васфа» иракские поэты стремились пропагандировать технический прогресс, расширяя таким образом границы социальной тематики, что сближало литературу с жизнью.
Чуков Б. В. Общественное сознание и идейно-художественная эволюция литературы в Ираке XIX в. // Народы Азии и Африки, — 1977,— № 6, — С. 109–119.
МАХМУД АЛЬ-АЛЮСИ (1802–1854)
Махмуд Шихаб ад-Дин аль-Алюси — иракский писатель. За сочинение остроумных панегириков османским вельможам и сановникам современники дали ему прозвище Абу с-Сана, что значит «Сочинитель панегириков». Ханифитский муфтий и шейх-уль-ислам (1834–1836) Багдада, выдающийся теолог. В фундаментальном комментарии к Корану «Дух смысла, помогающий при истолковании великого Корана и его славных стихов» (9 тг., Каир, 1844) аль-Алюси сетовал на свою зависимость от светских властей и мечтал отделить религиозно-правовые функции муфтия от политики, придав им сугубо научно-религиозный характер, что, по его мнению, пошло бы на пользу народу. В книге «Непрестанный разлив» аль-Алюси обосновывал закономерность широкого распространения влияния суфийско-дервишеского ордена ан-Накшбавди, обладавшего, по мнению ученого, притягательными свойствами: уединение в обществе, странствие на родине, внешне — с людьми, внутренне — с Богом, в постоянной и бескорыстной помощи ближним. Вызывала симпатии аль-Алюси и секта ас-саляфиййа (от слова «саляф» — предки), которая, как считалось, отвергала любые новшества. Эта поздняя по своему возникновению мусульманская секта появилась в 1747 г., почти одновременно с началом распространения ваххабитского движения (ревнителей первозданной чистоты ислама). В своих теологических сочинениях аль-Алюси анализировал истоки и постулаты духовных вождей этой секты, о которой писал так много, что фактически стал популяризатором ее вероучения, его толкователем. В результате широкого распространения по Ираку религиозных сочинений аль-Алюси — рукописных и печатавшихся при его жизни в Каире — секта ас-саляфиййа приобрела многих неофитов. Повышенный интерес аль-Алюси к религиозно-спиритуалистическим вопросам, как ни старался бы он внешне строго придерживаться шариатских установлений в их суннитском понимании, компрометировал его в глазах османских властей, которые всегда с болезненной подозрительностью относились к духовным исканиям подданных. Аль-Алюси скомпрометировал себя в глазах властей еще и тем, что вокруг него образовалось внушительное объединение литераторов и улемов. Багдадские власти заподозрили, что в таком объединении культивировались антиосманские настроения. В 1849 г. аль-Алюси направился в Стамбул с целью поставить имперские власти в известность, сколь несправедлива к нему багдадская администрация, и добиться распоряжения о прекращении на него гонений. После путешествия в Стамбул, которое длилось 21 месяц и в ходе которого аль-Алюси посетил Эрзрум, Диярбакыр, Мардин и Мосул, он возвратился в Багдад победителем. Поэты поздравляли его в панегириках. Вскоре после возвращения аль-Алюси заболел лихорадкой и умер. Впечатления от поездки в Стамбул легли в основу трех книг аль-Алюси: «Опьянение универсальным знанием при путешествии в Стамбул» (1876), «Опьянение вином при возвращении в Небесный рай» (1877) и «Удивительное и невероятное вдали от родины, и развлечение души в поездке, пребывании на чужбине и при возвращении» (1898). Первые две книги сочинены в традиционном жанре «рихалят» («письма о дорожных впечатлениях»), третья книга представляет собой выполненные в эссеистской манере мемуарные записи. В этих сочинениях аль-Алюси в резко-критической форме изобразил социально-политическую обстановку, сложившуюся в Османской империи и ее столице, коррупцию и беспорядки, царившие в административных, судебных и религиозных кругах, в системе народного образования.
Среди 22 книг аль-Алюси, большинство которых так и осталось в рукописях, наибольшую известность приобрели его «Макамы» (1857). Аль-Алюси назвал свое философско-этическое сочинение макамами, имея в виду не термин, употреблявшийся в X в. для обозначения вычурной по стилю плутовской новеллы, а первоначально существовавший жанр устного рассказа, который возник в древности на литературных беседах и имел назидательный характер. «Макамы» аль-Алюси правильнее было бы считать собранием назидательных эпистол, подчиненных единому замыслу, в чем сказалось влияние хорезмского ученого Джар-Аллаха Махмуда Замахшари (1075–1144), выдающегося энциклопедиста и автора ряда произведений высокого стиля в художественной прозе. Свои эпистолы
Художественные сочинения аль-Алюси — путевые записи, послания, назидания и воспоминания — написаны рифмованной прозой, типичной для средневековья. Повествование в них ведется неспешно, со многими отступлениями, слог многоречив, местами архаичен, речевые обороты усложнены ради сохранения рифмы. Парные рифмы через равные промежутки дробят текст на ритмико-смысловые отрезки, повышают ритмическую четкость, их интонационную самостоятельность. С рифмой при чтении повышается или понижается тон, что создает живую мелодику фразы. Хотя акцентная проза аль-Алюси еще весьма сильно тяготела к стихотворной речи, ряд иракских литературоведов XX в., в том числе Абдульиллах Ахмед и Салим Абд аль-Кадер ас-Самарраи, имеют веские основания считать ее первым этапом на пути создания в Ираке новых прозаических жанров — рассказа и повести, поскольку первые иракские прозаики (уже в 1920-х гг.) учились на книгах аль-Алюси, создававшего вполне секуляризованные произведения. Аль-Алюси выводил художественную прозу из русла религиозной или назидательной литературы, концентрировал внимание читателей на социальных проблемах.
АХМЕД ИБН МУШАРРАФ (ум. в 1868 г.)
Наиболее крупный аравийский поэт среди сторонников ваххабитов, Ибн Мушарраф сохранял верность ваххабитам, несмотря на тяжесть поражений, которые они терпели в ходе вторжения египетских армий на Аравийский полуостров (1811–1840). Победы египетских завоевателей, сопровождаемые массовыми разрушениями и истреблением населения, заставили замолкнуть многих аравийских поэтов. В касыдах своего дивана, издававшегося в арабских странах десятки раз, Ибн Мушарраф изображал кровопролитные сражения, страдания мирного населения. В душераздирающей элегии поэт оплакивал разрушение до основания египтянами Дарийи, столицы ваххабитов (1818). В духе старинной бедуинской поэзии он горько осмеивал соотечественников, впадавших в уныние, смиренно соглашавшихся на унизительный мир. Ибн Мушарраф призывал бойцов к мужеству и стойкости, а мусульман — к подлинному благочестию. Те, кто соучаствуют в поклонении Аллаху иначе, чем величанием, священнодействием и молением, сколько бы добра они ни делали, сколько бы ни постились и ни молились, сколько бы ни возводили мечетей, пребудут, по убеждению Ибн Мушаррафа, в грехе «великого язычества». Религиозный фанатизм приводил Ибн Мушаррафа к откровенному мракобесию. Так, он потребовал от эмира Файсала бен Турки (время правления — 1834–1838) разрушения горячего сернистого источника в аль-Ахсе, прозванного Оком звезды: люди приходят туда излечиться, в то время как излечить может один только Аллах. Хотя многие богословы аль-Ахсы усматривали в целебных свойствах источника одно из проявлений могущества Аллаха и Его способности творить чудеса, умножать веру людей в Творца, по настоянию Ибн Мушаррафа источник был разрушен. Свою радость по этому поводу поэт излил в двух длинных касыдах.
Ибн Мушарраф и другие современные ему аравийские поэты отличались в восприятии и пропаганде ислама узким буквализмом и крайней нетерпимостью ко всякого рода «новшествам». Придерживаясь ханбалитского толка, широко распространенного в Хиджазе и Неджде, где с XVIII в. на его основе сложилась секта ваххабитов, поэты отрицали свободу воли человека и свободу мнений в религии, идею о сотворенности Корана. Подобно правоверным ваххабитам, которые молятся Пророку всякий раз, как случается его упоминание, Ибн Мушарраф и другие поэты завершали касыду молитвой Пророку и его приветствованием. По их мнению, политический режим в подлинно мусульманской стране обязан принимать на себя функции теократии. Языческой должна считаться та страна, которая не вводит ислам в практику повседневной жизни. Истинный мусульманин обязан эмигрировать из такой языческой страны. Османская империя, в состав которой формально входила Аравия, полагал Ибн Мушарраф, не может считаться мусульманским государством, поскольку там не проводятся каждодневно в жизнь мудрые предписания Аллаха, хотя внешняя обрядовость и соблюдается.
АБД АЛЬ-ГАФФАР АЛЬ-АХРАС (1804–1874)
Абд аль-Гаффар аль-Ахрас аль-Багдади — иракский поэт. Известный арабский текстолог и составитель дивана аль-Ахраса Ахмед Иззат аль-Фаруки в предисловии к стамбульскому изданию 1887 г. книги «Лучшие стилистические образцы из поэзии аль-Ахраса» отмечал: «У аль-Ахраса никогда не было привычки подшивать свои стихи в диван, его мимолетные вспышки вдохновения не фиксировались ни равием, ни каким-либо ценителем поэзии. Он импровизировал касыду без малейшего размышления, не пользуясь черновиками, и вручал ее, уже не переписывая, тому, кому она предназначалась». В этом же предисловии аль-Фаруки привел известные ему скудные биографические сведения о поэте: по происхождению — алия, родился в Мосуле, учился в Багдаде, подолгу был в Басре, путешествовал по Ираку. По свидетельству аль-Фаруки аль-Ахрас был наиболее выдающимся поэтом своего времени. Аль-Ахрас — ярко выраженный тип поэта-импровизатора, необычайно возбудимого и впечатлительного, с легкостью и блеском развивающего любую тему, предложенную ему: от неумеренных восхвалений злодеяний губернатора-турка до призывов к вооруженной борьбе против режима, от аскетических стихов, призывающих к достижению нравственного совершенства путем строжайшего воздержания, до безудержного восхваления вина и плотских наслаждений. Такой характер творчества аль-Ахраса побуждал некоторых современников поэта называть его Абу Нувасом XIII века хиджры. Наделенный врожденной восприимчивостью, аль-Ахрас испытал на себе влияние многих арабских классиков. На своем творческом пути он пересекал один за другим периоды разных веяний и господства разных стилей. Все его выдающиеся современники имели свою, четко очерченную область любимых жанров, композиционных построений, образов. У аль-Ахраса их нет. И если во многих случаях он был вынужден разменивать свой замечательный талант на восхваление чиновников и богачей, то и в панегириках он умел достичь вершин художественного мастерства. Его любовная лирика сентиментально-идиллична, с блистательной легкостью он воспевал вино и радости разгульной жизни, а его стихи о воинских подвигах в жанре панегириков и самовосхвалений исполнены строгой торжественности либо бурной патетики. Адресуя панегирики своим друзьям или лицам, которых аль-Ахрас считал близкими себе по настроениям, поэт вводил в них лирические отступления. Эго поэзия человека, потрясенного ужасом общественного бытия и жаждущего обновления существования — хотя бы на чужбине.