Основы человечности. Работа над ошибками
Шрифт:
Однако без знания формул и всяких там косинусов не получилось бы спроектировать сложную магическую фигуру. А значит — может, когда хочет!
— Гены тебе хорошие достались, — хмыкнул Людвиг. — Папаша наш, конечно, не самый приятный человек в мире, но голова у него варит отлично.
— Ещё бы он использовал её для чего-то дельного, а не чтобы молодым девчонкам мозги пудрить, — буркнул Тимур.
— Он использовал. Строительную фирму с нуля открыть — это, знаешь, не самый простой квест. Если бы кое-кто нам сдачу первого дома не сорвал, мы бы уже
Действительно, кто бы это мог быть…
Наверное, на подначку нужно было как-то ответить, но Тимур привычно задавил в себе нарастающую обиду. Да, фраза Людвига явно подразумевала сарказм, но голос его звучал совершенно нейтрально. Может, он даже не понял, что своими словами сделал больно. Ну и какой тогда смысл впустую огрызаться?
— Ты сам говорил, что львиная доля успеха состояла в том, что он дурил журналистов с помощью магии, — миролюбиво заметил Тимур.
— Так ведь дурил, а не убивал. В отличие от некоторых.
А вот это прозвучало уже совсем не нейтрально.
Тимур почувствовал себя так, будто ему в грудь ударил средневековый таран. Воздух вышибло из лёгких, пол ушёл из-под ног, во рту почудился отчётливый привкус крови… и ничего не произошло. Мир не рухнул. Даже сам Тимур не рухнул, остался стоять, хотя больше всего хотелось упасть, сжаться в комок и разрыдаться. Или врезать Людвигу изо всех сил прямо по наглой роже — а разрыдаться уже потом.
— Замолчи, — тихо сказал он вместо этого.
— Да ладно тебе, это же правда. Либо ты сможешь её принять, не впадая каждый раз в истерику, либо свихнёшься окончательно и бесповоротно.
— Я не псих.
— Это тебе в школе на медосмотре сказали?
— Я нормальный, — упрямо произнёс Тимур, хотя всё в нём кричало, вопило, настаивало, что это просто глупый и бессмысленный самообман. Что он никогда в жизни не был нормальным. Все вокруг — одноклассники, родители, случайные знакомые — с детства говорили, что он странный, чудной. Нервный, трусливый, проблемный, плакса. Истеричка.
— Ты истеричка. — Людвиг просто констатировал факт. — И не надо так сурово пучить на меня глаза, всё равно круглыми не станут. Ну вот на что ты сейчас обиделся?
А действительно, на что?
На то, что Ксюша талантливее его? На честную и объективную оценку характера? На напоминание о его глупых ошибках, из-за которых погибли люди?
Вот и получается, что, если уж обижаться, то не на Людвига, а на самого себя!
— Выпусти меня отсюда, — попросил Тимур.
— Побежишь жаловаться Диане и требовать, чтобы меня посадили обратно в подвал?
— Не побегу. Просто выпусти. Пожалуйста. Мне надо побыть одному.
— Поплакать, — подсказала Ксюша, снова заглянувшая в чужие мысли без разрешения. И вот кто её просил?!
— А что, нельзя? — огрызнулся Тимур. — Только тебе можно показательно запираться в комнате и там реветь? А другие молча терпеть должны? Я живой человек, между прочим!
Надо было промолчать, но слова рвались наружу — злые, резкие. И совершенно беспомощные
— Вы взрослый. А ведёте себя как пятилетка, который знает только слово «хочу». — Она и смотрела на него, как на пятилетку — взглядом человека, уставшего от чужих истерик. — Привыкли, что вам всё прощают, что о вас заботятся. А нести ответственность за свои поступки кто будет? Помните, как вы меня чуть насмерть не перепугали, когда отключили зрение и слух? Помните, по глазам вижу! И я вас после этого простила. А вы чем отплатили? Тем, что подставили нас обоих с этими дурацкими фотками. Это, по-вашему, взрослое поведение?
— Ты же сказала, что не сердишься…
— А что я должна была сказать? Что я в ярости? А смысл? Мне надо, чтобы вы решили проблему, а не полезли с горя под мост, на мост или ещё в какое-нибудь травмоопасное место. Но раз вы всё равно решать ничего не собираетесь…
— Я собираюсь! Я хотел, чтобы Людвиг понюхал…
— Опять Людвиг, — вздохнула Ксюша. — А вы? Что вы собираетесь делать?
— Да что вы ко мне прицепились? Отпустите меня!
— Можно подумать, тебя кто-то держит, — усмехнулся Людвиг. — Это ты за мной всегда бегал, как привязанный. А я с тобой и общаться-то начал исключительно из жалости. Ну и немножко из необходимости. Влияние на твоего отца, помнишь? Этот же тебе прямым текстом говорил.
Действительно, говорил. Давным-давно, ещё в детстве. Только вот…
— А ты откуда знаешь? — спросил Тимур. Спросил — и почувствовал, как губы дёрнулись в нерешительном подобии улыбки.
Да, делать морду кирпичом и скрывать эмоции он никогда не умел, вот и сейчас не смог. Слишком обрадовался, что подловил-таки наглую нечисть.
— Что? — удивилась нечисть голосом Людвига.
— Мы разговаривали с Гавриловым наедине, рядом никого не было.
— Я… — Лицо собеседника стало растерянным и как будто немного размытым. Расфокусированным. Но только на мгновение. — Я просто знаю. Он мне сам об этом сказал.
— Вот так просто пришёл и сказал? И как же это случилось?
— Я что, перед тобой отчитываться должен?
— Не должен. Но мог бы убедительно соврать. Но ты, видимо, как я — совсем врать не умеешь. В отличие от Гаврилова. В отличие от всех Гавриловых, которых я знаю. Уж они бы мгновенно придумали, что мне ответить!
Людвиг (настоящий Людвиг), возможно, обиделся бы на такое заявление. Он очень не любил сравнений с отцом и не хотел иметь с ним ничего общего, даже фамилии. Но всё же умение врать и выкручиваться из неудобных ситуаций в их семействе явно передавалось по наследству. Разве что Инге, кажется, не досталось.
— Когда ты догадался?
Тимур задумался. Он и сам не вполне понимал, в какой момент всё стало кристально ясно. Разве что…
— Людвиг никогда не причинит мне вреда. Словами тоже. Я… наверное, просто знал. Всё это время знал, что говорю сам с собой.