Основы человечности. Работа над ошибками
Шрифт:
Я до этого не представляла, что такие люди бывают. Они волшебные какие-то оказались — и дедушка с бабушкой, и родители.
Ну, родители уже потом, когда мы в Москву приехали.
То есть Стас просто купил билет и привёз меня с собой в Москву. Это было похоже на тупой сериал какой-то. Хотя, если бы это был сериал, мы бы поженились и жили долго и счастливо.
А у нас вообще никакой любви не случилось, с самого первого дня он ко мне относился как к младшей сестрёнке, а я к нему… даже не как к брату, а как к какому-то ангелу с небес. Я его боготворила. И больше всего боялась, что как только он
Я до сих пор не знаю, куда положено сдавать таких, как я. Это только Стас считал, что меня надо не наказывать, а жалеть и защищать. Считал и считает. Говорю же, ангел.
В общем, Стас… Да, я ему всё рассказала. Совсем всё: про Ксюху, про ванну, про провалы в памяти, про дневник. Он повздыхал только, что дневник дома остался. Сказал, что, может, там нашлись бы какие-то важные детали или намёки на имя ксюхиного отца, если читать не в истерике, а с холодной головой.
Наверное, он был прав, но домой за дневником я всё равно возвращаться отказалась. За вещами тоже, паспорт есть — и хватит. Стас только настоял, чтобы я из универа документы забрала, раз доучиваться всё равно не буду. А я сразу поняла, что не буду. Ну какой из меня врач? Как мне людей спасать, если собственную дочь чуть не убила?
Это Стас — врач. И родители его. Династия у них. Семья. Нормальная человеческая семья, где все друг друга любят. Прекрасные светлые люди. И я — приблудное чудовище.
Я потом узнала, почему меня не прогнали. Хотя меня все уверяли, что и так бы не прогнали, но я точно знаю, в чём причина. У Стаса действительно была когда-то сестра. И она действительно попала под поезд — только не на вокзале, а в метро. Ехала из школы, дурачилась с друзьями, носилась по платформе, споткнулась — и всё. Несчастный случай, никто не виноват.
Получается, я вроде как заменила её.
Так себе замена, если вдуматься. Не слишком равноценная.
Но я старалась: подработку нашла, убиралась дома, готовила, продукты покупала… Ну, чтобы не сидеть совсем уж на шее у людей. Меня уверяли, что я не домработница и могу просто жить. Мол, дом большой, места всем хватает, и денег тоже хватает, а мне бы учиться, пока молодая. Я снова сдала экзамены, поступила на заочку на первую попавшуюся специальность (лишь бы не в медицину), получился менеджмент. Работала, училась, несколько лет пыталась привыкнуть, что на меня не орут за каждый промах.
Часть денег переводила матери, а вот позвонить или написать так и не смогла. Не решилась. Она мне тоже ни разу за всё время не написала. И правильно. Думаю, им без меня лучше.
А мне без них… Неважно. Не имеет значения. Сама виновата.
* * *
На днях Стас привёл домой Диану Рыбникову и сказал, что это его невеста.
У него, конечно, и до этого девушки были. С родителями он знакомил только некоторых, со мной — всех, и сразу представлял меня как сестру, чтобы они не ревновали. Но до свадьбы так ни разу дело и не дошло.
Мама Стаса несколько раз даже намекала, что, может, нам с ним попробовать? Типа пожить вместе. Мол, она уже старая, а внуков хочется. Кое-как убедили её, что плохая идея. Я вообще больше на мужчин даже
И тут вдруг Диана. Невеста.
Я её с первого взгляда даже не узнала, всё-таки столько лет прошло. А вот она меня узнала сразу же. Потом объяснила, что по запаху. А в тот момент ничего не объяснила, просто бросилась обниматься, как будто мы с ней лучшие подруги, которые вечность не виделись.
Оказалось, она всё это время про меня помнила. И про вопрос мой помнила, а прокатила меня с ответом просто потому, что злилась на того человека и не хотела о нём говорить. О том, кого я в дневнике назвала «В.»
Мы тогда заперлись в комнате и долго всё это обсуждали. Стас удивился, конечно, но возражать не стал. Подумал, наверное, что подруги давно не виделись, пообщаться хотят.
Я бы и его позвала, но Динка очень просила потерпеть до свадьбы. Умоляла.
Умоляющая Диана Рыбникова — то ещё зрелище! Никогда бы не подумала, что увижу! Вот что любовь с людьми делает.
В общем, она наконец-то рассказала мне, кто тот человек, которого я не помню. И который, судя по всему, отец Ксюхи.
Маг. Бизнесмен. «Да, этот говнюк запросто мог стереть тебе память» и «Очень тебя прошу, держись от него подальше».
Я даже не удивилась. Наверное, должна была, но не удивилась. Просто не смогла. Только спросила, откуда Динка это всё знает.
— Мой отец с ним дружит, — ответила она. — И, кстати, наверняка потребует пригласить его на свадьбу. Хотя мы вообще не планировали большое торжество устраивать, но что я, своего отца не знаю, что ли?
— Тогда я не поеду! — выпалила я.
— Расслабься, он на тебя даже не посмотрит. Ты сейчас вообще на прежнюю себя не похожа. А если ещё накрасить поярче… В общем, не парься, никто не узнает.
— Ты же узнала.
— Так я по запаху. А, точно, совсем забыла сказать. Я — оборотень. Только, умоляю, Стасику не говори!
Глава 21. Преступление и наказание
Дальше Фрида наконец-то вспомнила, что нужно объяснить возможным читателям (или самой себе), как она докатилась до жизни такой, и пустилась в рассуждения о доме, родителях и дочери.
Это всё Тимур и так знал (или более-менее представлял), поэтому бегло проглядел записи по диагонали, иногда запинаясь на хаотичных всплесках ненависти, которую Фрида испытывала к себе. В ненависти не было ничего нового, слова и эмоции выглядели знакомо, что-то подобное Тимур регулярно говорил себе сам, но в исполнении другого человека все обвинения почему-то выглядели совершенно бессмысленными, безосновательными.
Фрида писала о том, что не видит (и никогда не видела) смысла в своей жизни, что от неё одни неприятности, что она всё делает не так и не понимает, как её можно не то что любить, а хотя бы просто терпеть рядом с собой. А Тимур с каждой фразой, с каждой буквой всё отчаянней жалел эту несчастную, неуверенную в себе девочку и не понимал, как она может так о себе думать? Как может так себя ненавидеть? Как может всю жизнь мучить себя из-за одной-единственной ошибки, совершённой много лет назад.