Основы искусства святости. т3

Беляев Епископ Варнава

62

монастыря, мужу равноангельному .

«Слышал я, немощный, — так начинает с дивным смирением сильнейший подвижник свое повествование, — о чудном некотором и необычайном состоянии и смирении осужденников, заключенных в особенной обители, называемой Темницею... Пришедши в эту обитель кающихся, в эту, поистине, страну плачущих, увидел я то, чего, поистине, если не дерзко так сказать⁶³, око нерадивого человека не видело и ухо унылого не слышало, что и на сердце ленивого не всходило, т. е. такие дела и слова, которые сильны убедить Бога; такие упражнения и подвиги, которые скоро преклоняют Его человеколюбие.

Видел

я, что одни из этих неповинных осужденников⁶⁴ всю ночь, до самого утра, стояли на открытом воздухе, не передвигая ног, и жалким образом колебались, одолеваемые сном по нужде естества; но они не давали себе нимало покоя, а укоряли сами себя и бесчестиями и поношениями возбуждали себя.

– 302-

Другие умиленно взирали на небо и с рыданием и воплем призывали оттуда помощь.

Иные стояли на молитве, связавши себе руки назади, как преступники; печальные лица их были преклонены к земле; они считали себя недостойными взирать на небо; от недостоинства помыслов и от угрызения совести не знали, что сказать и как проговорить, какие молитвы вознести к Богу, как и откуда начать моление; но только душу немотствующую и ум безгласный представляли Богу и были исполнены мрака и как бы тонкого отчаяния.

Другие сидели на земле во вретище и пепле, лицо скрывали между коленами и челом ударяли о землю.

Иные непрестанно били себя в грудь, воззывая прежнее состояние души своей и невинность своей жизни. Иные из них омочали землю слезами; а другие, не имея слез, били сами себя. Иные рыдали о душах своих, как о мертвецах, будучи не в силах переносить сердечной туги; другие же, рыдая в сердце, глас рыдания удерживали в устах; а иногда, когда уже не могли терпеть, внезапно вопияли.

Видел я там, что некоторые от сильной печали находились как бы в исступлении; от многого сетования были безгласны, совершенно погружены во мрак и как бы нечувствительны ко всему, касающемуся земной жизни, умом сошли в бездну смирения и огнем печали иссушили слезы в своих очах.

Другие сидели в задумчивости, поникши к земле и непрестанно колебля главами, подобно львам, рыкали и стенали из глубины сердца и утробы. Одни из них благонадежно просили совершенного прощения грехов и молились о сем; а иные, по несказанному смирению, почитали себя недостойными прощения и взывали, что они не имеют пред Богом никакого оправдания. Другие молили Господа, чтобы им здесь потерпеть мучения, а там быть помилованными; иные же, угнетаемые тяготою совести, чистосердечно просили ни подвергать их мучению, ни удостаивать царствия; "сего было бы для нас довольно", — говорили они.

...У иных видны были языки воспаленные и выпущенные из уст, как у псов. Иные томили себя зноем; иные мучили себя холодом. Некоторые, вкусивши немного воды, переставали пить, только чтобы не умереть от жажды. Другие, вкусив немного хлеба, далеко отвергали его от себя рукою, говоря, что они недостойны человеческой пищи, потому что делали свойственное скотам.

– 303-

...Все они непрестанно имели пред очами смерть и говорили: "Что будет с нами? Каков приговор о нас последует?.. Возмогло ли моление наше взойти ко Господу?.. Если же взошло, то сколько умилостивило оно Господа?.. Ибо оно от нечистых уст и тел было воссылаемо и не имеет много крепости.

...Впрочем, мы сделаем, что зависит от нашего произволения; и если Он отверзет двери царства небесного, то хорошо и благо; а если нет, то и тогда благословен Господь Бог, праведно затворивший их для

нас⁶⁵. Однако будем стучаться до конца жизни нашей; может быть, по многой нашей неотступности, Он и отверзет нам". Посему они возбуждали друг друга, говоря: "Потщимся, братия, потщимся... не щадя сей скверно злострадательной плоти нашей; но умертвим ее, как и она нас умертвила".

Так и делали эти блаженные осужденники. У них видимы были колена, оцепеневшие от множества поклонов; глаза, померкшие и глубоко впадшие; вежди, лишенные ресниц; ланиты, уязвленные и опаленные горячестию многих слез; лица, увядшие и бледные, ничем не отличавшиеся от мертвых; перси, болящие от ударов, кровавые мокроты, извергаемые от ударений в грудь⁶⁶. Где там было приготовление постели? Где одежды чистые или крепкие? У всех они были разорванные, смердящие и покрытые насекомыми. Что в сравнении с ними злострадания беснующихся или плачущих над мертвецами, или пребывающих в заточении, или осужденных за убийства? Поистине, невольное мучение и

томление тех ничто в сравнении с произвольным страданием этих. И молю вас, братия, не подумайте, что повествуемое мною — басни.

...И каково еще было устройство того места и жилища их! Все темно, все зловонно, все нечисто и смрадно. Оно справедливо называлось Темницею и затвором осужденных; самое видение сего места располагает к плачу и наставляет на всякий подвиг покаяния. Но что для иных неудобно и неприятно, то любезно и приятно для тех, которые ниспали из состояния добродетели и лишились духовного богатства. Ибо когда душа лишилась первого дерзновения перед Богом, потеряла надежду бесстрастия и сокрушила печать чистоты, когда она позволила похитить у себя сокровища дарований, сделалась чуждою божественного утешения, завет Господень отвергла и угасила добрый огнь душевных -304-

слез; тогда пронзаемая и уязвляемая воспоминанием об этом, она не только вышеописанные труды возложит на себя со всяким усердием, но и тщится благочестиво умерщвлять себя подвигами покаяния, если только в ней осталась хоть искра любви или страха Г осподня.

...Пробывши в Темнице тридцать дней, я, нетерпеливый, возвратился в великое общежитие, к великому отцу, который, видя, что я весь изменился и как бы вне себя, узнал, по своей мудрости, причину моего изменения и сказал:

– Что, отче Иоанне, видел ли ты подвиги труждающихся? Я отвечал:

– Видел, отче, и удивился и ублажил падших и плачущих паче непадших и неплачущих о себе, потому что те чрез падение восстали восстанием благонадежным.

– Подлинно так, — сказал он»⁶⁷.

«...Знаю, досточудные, что рассказанные мною подвиги блаженных оных страдальцев, — заключает свое повествование славный преподобный игумен Синайский, — для одних покажутся невероятными, для других — превосходящими надежду, а для иных — приводящими в отчаяние. Но мужественный муж, от сего уязвленный, как острием, отходит с огненною стрелою и ревностью в сердце. Низший же сего познает свою немощь и, чрез самоукорение удобно стяжав смиренномудрие, устремится вслед за первым, но не знаю, настигнет ли его. Нерадивый же пусть и не касается того, что здесь описано, чтобы ему, отчаявшись, не расточить и того, что делает; и тогда сбудется на нем евангельское слово: от неимущаго же усердия, и еже мнится имея возмется от него (Мер. 25, 29)»⁶⁸.