Особенная дружба | Странная дружба
Шрифт:
Ради этого я не стану делать большего — только верну тебе твоё; я не первый в своих владениях, и разве не ты сделал меня таким, как я? Ты воссоздал всю мою сущность лучше, чем это сделали мои отец и мать. Твой образ наблюдает за моими занятиями. Все красоты, которые я нашел у поэтов или в церковных молитвах; все, что мне понравилось у греков и римлян, я посвящаю тебе, всё это ради тебя, потому что я полюбил это только из–за тебя. Минуты, когда я мог видеть и слышать тебя, стали для меня вечностью, наполнив колледж ароматом ладана, который сгорал только для меня; крупинками золота, которые обогащали меня всякий раз, когда я видел твою улыбку. Церковные службы в Сен—Клоде были гимнами нашему счастью. Мы накопили столько радости, что её хватит, чтобы наполнить все книги и чары на нескольких веков.
Я пишу это письмо в пятницу, 14 июля, а в понедельник я приеду в С., чтобы приблизится к тебе. Мысль об этой поездки опьяняет меня. Я увижу твою улицу, твой дом. Я буду наблюдать, как ты выходишь. У меня такое чувство, что я как будто до сих пор в Сен—Клоде, наблюдаю, как ты появляешься у дверей оранжереи. Но я должен остерегаться другого человека — человека, который является причиной всех наших бед — его слово не станет последним.
Я сильно надеюсь, что ты поприветствуешь меня, подняв руку, как будто ничего не случилось. И ожидаю, что это письмо произведёт на тебя хорошее впечатление и оправдает меня, ибо оно написано кровью моей души. Это немое, но неопровержимое свидетельство должно убедить тебя. Оно не для того, чтобы как–то изменить записки, написанные мной, которые у тебя уже есть, а для того, чтобы их дополнить. Если твой гнев ещё не уничтожил их, или, если тебя не вынудили отказаться и вернуть их.
Вполне возможно, что я не увижусь с тобой. Возможно также, что ты откажешься принять это сообщение от меня. В таком случае я отдам его Морису — он уже предупрежден — или одному из моих старых товарищей по классу, которого ты, без сомнения, знаешь — Марку Блажану.
Напиши мне как можно скорее (на отель). Я хочу быть уверенным, что тучи расходятся.
Дружба, которая была так дорога нам — в твоих руках, после того, как побывала в моих. Ты не можешь хотеть разрушить её больше, чем хотелось бы мне: она больше любого из нас и сильнее. Как я уже говорил о нашей судьбе — мы имеем право ей верить. Она может смеяться над этими испытаниями, для неё они пройдены и проверены. Она не может потерпеть поражение из–за нашей разлуки, ибо всегда присутствует в наших сердцах, в которых смешалась наша кровь. И не может измениться с течением времени, потому что для каждого из нас лицо другого навечно останется таким, каким мы узнали его в Сен—Клоде. Благодаря ей мы уже живем вместе, несмотря на то, что мы разлучены. Осознай, если ты до сих пор избегал этого знания, что настоящее имя нашей дружбы — любовь.
На следующий день, когда Жорж заканчивал завтрак у себя в комнате, к нему вошли родители.
— Наконец–таки ты попал в газету, — произнёс его отец, — вместе с сообщениями о торжествах 14 июля.
А мать, поцеловав его, сказала:
— Твой день рождения только завтра, но нам не хотелось, чтобы ты до той поры ждал нашего подарка — ты заслужил его своими успехами.
И, пользуясь сложенной газетой как подносом, она преподнесла ему небольшую открытую шкатулку, в которой лежало очень красивое кольцо с печаткой. Жорж поблагодарил их, и снова поцеловал. Он подсчитал жемчужины на гербе, и проверил, правильно ли число веточек на фамильном поле. Он надел кольцо на палец и с минуту забавлялся, оценивая, какой эффект оно производит. Он даст надеть его Александру, если получится увидеться с ним в понедельник. Нет, лучше он подарит ему кольцо. Это освятит их тайный союз. Александр станет надевать его на ночь, на время, пока будет спать. А Жорж скажет, что потерял его во время поездки. Он вполне может обойтись без кольца; пылающие ветки были бы ненадёжным огнём.
Снова оставшись в одиночестве, он счастливо растянулся на диване, собираясь прочесть статью, в которой его имя упоминалось также блистательно, как сияло кольцо на его пальце.
ВРУЧЕНИЕ ПРИЗОВ В КОЛЛЕДЖЕ СЕН-КЛОД
Церемония вручения призов в колледже Сен—Клоде в этом году стала особенно ярким событием. Его Высокопреосвященство кардинал–архиепископ М. почтил церемонию своим присутствием. Утро заполнилось речью, произнесенной монсеньёром
Жорж улыбнулся; тут безошибочно угадывался стиль настоятеля. Это не могло быть написано никем иным — «отлично проведённые каникулы» и, по крайней мере, одна александрина, проскользнувшая в текст.
За заметкой следовали результаты бакалавриата — полезная пропаганда; затем — главные призы колледжа (Кубок ассоциации выпускников и т. д.). За ними — призы за прилежание и усердие по каждому классу. Его имя упоминалось дважды. Ему следует вырезать эту колонку; он впервые имел отношение к такому роду публичности — лицей не печатал имена своих учеников в газетах. И он не смог удержаться от того, чтобы не почувствовать гордость за себя.
Ещё больше, чем в Сен—Клоде, он ощутил себя рождённым для почестей и отличий. Александр прочтёт эту заметку утром, и, даже после бурного вчерашнего объяснения, будет взволнован, прочитав в газете имя своего друга; так же, как был взволнован его друг, читающий его имя, украшающее список поощрительных призов.
Никогда ещё Жорж не получал столько удовольствия от чтения газеты; он привык относиться к ним, как к чему–то неинтересному, и был благодарен этой газете за то, что там напечатали его имя, и таким образом обратили внимание его друга в его сторону. Эта маленькая хроника достижений могла помочь в его ситуации.
Поэтому всё, что все, что было напечатано в этой газете, показалось ему достойным внимания. Под её названием он прочитал:
Суббота, 15 июля. День Святого Анри
Ему хотелось, чтобы это был день святого Жоржа, Александра, Люсьена или Клода. Но дни этих святых уже миновали, и только один ещё вызывал интерес — Святой Алексий. Жорж пробежал глазами статьи на других страницах, добравшись до раздела «Разные новости» на обороте страницы со статьёй о вручении призов. Он принялся за чтение, и ему показалось, что у него остановилось сердце. Его глаза жгли строки:
НЕЧАЯННО ОТРАВИЛСЯ МАЛЬЧИК
С., 14 июля.
Вчера во второй половине дня Александр Mотье, 12-ти лет, проглотил сильный
яд, который он принял за лекарство. Попытки спасти несчастного мальчика,
жертвы собственной роковой ошибки, были безуспешны.
Жорж поднял глаза и осмотрелся, как будто сомневаясь в реальности того, что видел. Всё находилось на своих обычных местах: «Мальчик в голубом» и «Мальчик в розовом» — каждая картина в соответствующей ей раме; его не застеленная кровать; его жакет, наброшенный на спинку кресла; ваза с цветами в центре стола; рядом его поднос с завтраком: фарфоровая чашка с небольшим следом шоколадной пенки с краю и кожура грейпфрута с ложкой в ней.
Жорж снова посмотрел на газету. То, что он только что прочитал, по–прежнему в ней находилось. Среди других коротких новостей эта новость была самой важной, занимая почетное место над «банкиром–мошенником» и «сравнением мотовелосипеда и автомобиля». А там, на другой стороне страницы, по–прежнему была церемония вручения наград, благословение кардинала, обещание отличных каникул, имя Жоржа под заголовком о прилежании и усердии, а вдобавок ко всему — ещё и имя Александра. Эти две новости вторили друг другу. Они должны были следовать одна за другой, а не быть разделёнными. Над лаврами Сен—Клода вырос этакий одинокий, стройный кипарис [(др. — греч. ) — в древнегреческой мифологии юноша, любимец Аполлона, превращённый им в дерево, носящее его имя, так как он сильно горевал по нечаянно убитому им любимому оленю, которого ему дал сам Аполлон]. А комедия уступила место трагедии.