Особенные. Элька-2
Шрифт:
Бабушка прибыла через час, нашла меня. Судя по тревоге в глазах, папа позвонил. Я встала, отряхнулась и сказала ей:
— Ты использовала меня. Всегда знала, что я иная. Обманывала. Ты не лучше Егора. Только он отнял силу, а ты — семью.
— Я спасла тебя, Эля, — возмутилась бабушка. Только имеет ли она право возмущаться? — Эта стерва, как всегда, умудрилась все извратить. Это она настроила тебя против родной семьи? Конечно, кто же еще?
Бабушка кипела от гнева, заходила по комнате, пытаясь себя сдержать. В итоге остановилась и посмотрела на меня:
— А ты знаешь, что именно
— Мне плевать, что сделала она. Но я не могу понять, почему вы заставили меня верить, что я вам чужая.
— Эля?! — возмутилась бабушка. — Ты никогда не была чужой. Ты — мое сердце, мое солнышко, все, что я люблю.
— Потому что я искра. Ведь так бабушка? Папа родился простым человеком. А ты возлагала такие надежды.
— Это не так.
— Разве, бабуль? Хоть себе-то не ври.
Я ушла. И еще долго ревела в ванной за закрытой дверью. Так плохо мне уже очень давно не было. Крыс стучался ко мне, и Катя, и, кажется, Диреев тоже. Но мне просто надо было побыть одной. Выплакаться. А утром я встала, умылась, оделась и потопала на тренировку. Впервые, наверное, осознав, зачем мне все это нужно. Чтобы стать независимой.
Глава 21
Злой чернокнижник или дурная кровь
Диреев был первым, кому я рассказала о Еве и о бабушке. Принял на удивление спокойно, философски даже.
— Семья — не всегда такая, как тебе хочется.
— Это типа, в семье не без урода? — хмыкнула я, когда мы отдыхали после пробежки.
— Порой родственники нас очень разочаровывают.
— Можно подумать, что тебе это знакомо.
— Ну, я же не в капусте родился, — ответил он.
— Нет, точно не в капусте. Я думаю, ты родился на поле боя с ножом в руках. Не удивлюсь, если сам перерезал себе пуповину. А если серьезно, расскажи о своей семье. Обо мне ты знаешь все. Самые страшные и постыдные тайны, а вот твоя природа для меня загадка. И я не хочу получить удар в спину еще и от тебя.
Он, к моему удивлению нахмурился и даже поднялся, загородив солнце.
— Моя история жизни совсем не интересна.
— Если не хочешь говорить, я не заставляю. Просто думала, что мы можем когда-нибудь стать друзьями.
— И дружба в твоем понятии подразумевает рассказ о семье? — спросил он.
— Для начала. А что? Это великая тайна? У тебя злые родственники? Уверена, они не сравнятся с моими.
— У тебя очень хорошая семья, — не согласился он и снова уселся рядом. — Бабушка тебя любит и родители.
— Родители, может быть. А вот бабушка. Я для нее в первую очередь искра, а уже потом внучка.
— А разве это плохо, что она гордится тобой? И разве она не любит твоего отца или Женю? Когда они гостили тут, я видел, насколько сильно она заботится о них. Даже твою маму. Как сильно их защищает. Это искренне. И с тобой. Она делает все, чтобы тебе было хорошо, чтобы ты была в безопасности. И ведь не настаивает, чтобы ты поступила в МЭСИ.
— И все равно я на нее зла.
— Твое право.
— Какой
— Какой?
— Понимающий. Все у тебя так просто.
— А зачем усложнять? В моей семье всегда на первом месте была сила. И поверь, если бы бабушка любила тебя только за это, ты бы поняла.
Может, он и прав. Я остыну и посмотрю на все это по-другому, но, чувствую, это не скоро случится.
— Сила. Как же вас на ней клинит.
— Не всех.
— Хочешь сказать, что тебе это не важно?
— Важно, но не определяет мою жизнь. Я другой. Служба в инквизиции меняет представление… обо всем.
— А как ты туда попал?
— Как и все, совершенно случайно. После смерти матери, — ответил он, но я поняла, что ему тяжело об этом вспоминать.
— Мне очень жаль, — проговорила я.
— Это было давно. Я редко видел ее. Почти не знал. В какой-то мере моя история схожа с твоей. Меня воспитывал отец. И когда-то я тоже думал, что меня бросили. Только перед самой ее смертью узнал, что она просто не смогла меня забрать. Она была слабой. Слишком слабой, чтобы бороться за меня.
— Мне очень жаль, — снова сказала я и даже попыталась коснуться его. Протянула руку и нерешительно остановилась в миллиметре.
— Я до сих пор помню, с каким равнодушием он поведал мне о ее смерти. А ведь когда-то он любил ее. Или делал вид.
— Родители порой — такой отстой.
Он усмехнулся.
— Надеюсь, ты дал ему в морду за это?
— Как ты догадалась?
— Ну, я бы на твоем месте точно дала.
— Хотел бы я на это посмотреть.
А вот теперь на его лице появилась настоящая улыбка.
— Что ты будешь делать с Евой?
— Для начала, узнаю, что она за фрукт, а потом поговорю.
— Но она тебе нравится?
— Не знаю. Но, при определенных обстоятельствах… да, мы могли бы подружиться.
— Я могу попросить кое-кого составить на нее досье.
— Правда? — зацепилась я. — Ты сделаешь это для меня?
— А почему нет? Это не сложно.
— Тогда да. Я хочу.
— Значит, завтра досье будет у тебя.
Стоило нам домой вернуться, как Женевьев припахала к работе. Нас с Катей усадила подписывать приглашения для завтрашнего приема в честь приезда Кирилла. Диреев, Ник и Марк выступали силовой поддержкой. Грета и Валери украшали сад. Олеф же была слишком занята своей подготовкой к свадьбе, но обещала приехать вечером поприветствовать дядю Кирилла и тетю Маргариту, его супругу. Родители Катерины, а также бабушка и Владислав были чрезвычайно заняты на своих дипломатических встречах. Еще бы, когда член российского Совета сможет вот так, неофициально побывать на территории европейского. Они с первого дня оказались в водовороте всей этой политики, что времени грузить дочь у них не осталось. Чему была несказанно рада Катерина, да и Ник заодно. А вот дедушка генерал повидал внучку, погрозил ей пальчиком, расцеловал в обе щеки, сообщил, что поддержит любое ее решение и на следующий же день укатил обратно в Россию. Удивительно, все боялись именно его гнева, а получилось, что честь семьи и политические интриги для него значат куда меньше, чем счастье родной внучки. Потрясающий человек, то есть оборотень этот Валериан Ильм.